Янка Мавр - Полесские робинзоны

– Смелей! Смелей! – подбадривали они друг друга.

Цеплялись за деревца, перепрыгивали с кочки на кочку, временами проваливались в трясину по пояс и тут же помогли один другому выбраться из нее.

Так они продвигались все дальше и дальше и наконец, выбрались на сухое место.

Вздох облегчения вырвался из груди, словно они из духоты вышли на свежий воздух.

– Вылезли из этого проклятого болота! Скорее в какую-нибудь деревню. Хлеба, хлеба поесть бы!

Друзья повернули налево, на юг, и зашагали как можно быстрее. Лес казался таким же, как и на их острове, местность была повыше, и это радовало хлопцев. Но, пройдя километра два, они снова очутились перед болотом.

– Неужели тоже самое? – с ужасом сказал Виктор.

– Едва ли, – усомнился Мирон, – здесь и повыше, и суше.

Двинулись было дальше, но скоро пришлось вернуться. Прошли с полкилометра, сделали еще попытку и опять такая же трясина.

Даже сердца сжались: неужели начнется то же самое? Стиснув зубы, бросались они из стороны в сторону, но всякий раз приходилось отступать. Забыли об усталости, о голоде, напрягали последние силы, спешили, но неуклонно вынуждены были сворачивать все вправо да вправо, пока уже в сумерках не оказались на том самом месте, где впервые выбрались из болота. Виктор бросился на землю, прижался к ней лицом. Мирон стоял, опустив голову, и каким-то невидящим взглядом смотрел в одну точку.

– Выхода нет! В западне! – прошептал он.

– Видно, придется погибать здесь, – простонал Виктор.

Темнело. Вечер был теплый, тихий. Нежные звуки природы ласкали ухо. Но наши друзья ничего этого не чувствовали, не замечали. Прежде всего очень хотелось отдохнуть. Оба истратили последние силы в борьбе за освобождение. Они хотели бы пролежать тут всю ночь, чтобы завтра снова попытать счастья. Но…

– Слушай, Виктор! – глухо сказал Мирон. – Мы должны немедленно вернуться назад, иначе останемся без огня.

Виктор приподнялся, провел рукой по лбу, встряхнулся и вскочил на ноги.

– Да, – сказал он. – Надо бороться.

И они молча пошли опять в болото, ночью…

Не будем описывать эту жуткую дорогу. Скажем только, что вернулись они в лагерь будто постаревшими на несколько лет. Каждый из них видел смерть. По шею проваливались в трясину. Провели в болоте часа четыре и спаслись только потому, что из последних сил помогали друг другу.

Добрались до стоянки почти в беспамятстве. Едва раздули последние угольки, разожгли большой огонь и тут же уснули возле него. Не залезли даже в свою будку.

Это была их десятая ночь на острове…

XIII

Вынужденное ожидание. – На пастбище. – Жаба-птица. – Домашнее настроение. – Человек!

Сначала их грел и сушил костер, потом солнце. Во сне они поворачивались к теплу то одним, то другим боком, пока не высохли вместе с налипшей грязью. Спали очень долго, восстанавливая силы, истраченные на болоте.

Первым проснулся Мирон и сразу бросился к огню. Когда костер опять запылал, Мирон сел на землю, обхватил руками свои худые колени и задумался…

Некоторое время спустя встал Виктор, поглядел на Мирона с таким выражением, будто не ожидал его увидеть, и начал чесаться так, что пыль пошла от него, как дым от костра.

Мирон, не обращая внимания на товарища, сказал как бы самому себе:

– Сегодня начались занятия. Сегодня наши родители совсем уже встревожились. Сегодня начнут нас везде искать, но только не здесь.

– Нельзя ли какой-нибудь сигнал подать? – сказал Виктор.

– Кому ты подашь его через несколько километров болот и лесов? – ответил Мирон. – Я думаю, стоит переселиться на тот остров, где мы были вчера. Все ближе к людям.

– Почем ты знаешь, что ближе? Может, совсем наоборот. А тут на берегу…

– На каком берегу? – перебил Мирон. – Разве ты не видишь, что озера тут уже нет? Вон куда оно отодвинулось. И оттуда, наверно, никто к нам не придет.

– А мы никого не будем ждать; мы сами пойдем, как подсохнет.

– Может, в июне и подсохнет, но как дожить до той поры? – хмуро сказал Виктор.

– До сих пор было хуже, и то прожили, а там пойдут грибы, ягоды.

– Подохнешь от такой еды. Гляди, какими мы уже стали, – и Виктор с грустью посмотрел на свои исхудавшие руки. – Ты, брат, на Дон-Кихота похож.

Мирон внимательно посмотрел на товарища и только теперь заметил, как он изменился за эти дни: не только щеки, но и нос, и рот, и даже глаза казались не теми.

– А ты на Санчо Пансу совсем не похож, – сказал он, улыбнувшись. – Давай в таком случае позавтракаем. Есть печеная рыба да сушеной хватит дня на два – на три. Есть еще аир, березовый сок.

– А там опять заведем домашних животных, – уже весело подхватил Виктор.

После завтрака настроение друзей улучшилось.

– Идем на охоту! – решил Виктор. – Да и помыться надо где-нибудь. А переселяться на тот остров подождем: пусть подсохнет.

Взяли дубины и неторопливо направились в лес. Теперь, когда выяснилось, что им так или иначе придется провести здесь еще несколько дней, хлопцы успокоились. Они могли снова направить свою энергию и внимание на «овладение» островом.

В одном углу, под елью, нашли несколько последних клюквин, в другом месте пощипали молодого щавеля, а в орешнике обнаружили немного прошлогодних орехов. Когда увидели липу, Мирон остановился сказал:

– Мы же забыли об этой пище. Молоденькие листья липы не хуже салата.

Попробовал Виктор и остался очень доволен.

– Даже вкуснее аира и щавеля! Э-э, жить можно! А летом, пожалуй, еще больше всякого добра будет.

Вдруг он остановился и удивленно уставился на ветку дерева. Посмотрел туда Мирон и еще больше удивился: на ветке, высоко над землей, словно птица, прыгала лягушка. Ярко-зеленая, с белым животом и двумя черными с желтым полосками на боках, она легко и ловко перепрыгивала с ветки на ветку, чуть не у самой вершины дерева.

– Как она забралась туда? – удивленно спросил Мирон.

– Она и живет на дереве, как птица, – ответил Виктор. – Вообще таких лягушек много на свете. Есть в южной и средней Европе и в том числе, как видишь, встречаются у нас, в Беларуси. Питаются они, как и птицы, разными жучками, козявками, а икру откладывают в воде.

– Так вот почему люди говорят, что иногда лягушки рождаются в орехах! А я считал это сказкой, – сказал Мирон. – Оказывается, сколько же интересного в природе, такого, о чем мы и представления не имеем!

– Если совсем туго придется, можно будет и лягушек попробовать. Не этих, а тех, что на земле. Думаю, во вред не пойдет.