Владимир Корочанцев - Африка под покровом обычая

Странствуя по бездорожью независимых стран континента, я встречал мальчиков и девочек, с трогательным чистосердечием утверждавших, что их предки — галлы. Конечно, когда бил тамтам, дети входили в общий круг и тут же становились теми, кто они есть на самом деле — потомками пародов бапту, фульбе или бамбара. Но когда тамтам был нем, молчала их душа и из уст инстинктивно вырывалась затасканная фраза из специально завезенного в Африку французского учебника для начальных школ.

Во многое происходящее в Африке сразу трудно поверить. Один деятель декретом меняет католицизм на ислам. Его коллега с жаром доказывает, что чернокожий соотечественник выглядит благородней и цивилизованнее, если четко грассирует «р» на французском, предпочитая этот язык — бесспорно прекрасный, но чужой — своему родному. Третий одним махом награждает себя сразу всеми национальными орденами, четвертый с отталкивающей искренностью невежды утверждает, что «народ по природе ленив и не способен трудиться».

В мае 1972 года на Мадагаскаре пал реакционный, до мозга костей продажный режим Цирананы. Как-то французский журналист, проведший годы на острове, смеясь, описывал нам причуды Цирананы. Один из присутствовавших малагасийцев задал вопрос:

— Так что же — хороший это президент или нет?

— Отличный, — рассмеялся француз.

— Ну, а хотели бы вы, чтобы у вас был такой же президент?

— Конечно, нет, — мгновенно последовал ответ с нотой обиды. — Между нами существенная разница. Вам больше подходит «дада» («папа» — как величал себя Циранапа).

Подобные правители, которых вынянчил и вскормил неоколониализм специально для Африки, вселяют в мягкие, слабовольные души глубокое разочарование и безысходность, безразличие к жизни.

«Вся беда в том, что никто в нашей новорожденной стране еще не пожил в тепле достаточно долго, чтобы набраться духу и сказать „К черту!“, — с горечью размышляет герой романа нигерийского писателя Чинуа Ачебе „Человек из народа“. — Все мы до вчерашнего дня мокли под дождем. А потом кучка людей, самых ловких, самых удачливых, но далеко не самых достойных, отчаянно работая локтями, захватила единственно приличное убежище, оставленное нашими прежними властителями, и прочно обосновалась в нем, забаррикадировав все входы и выходы. Из-за закрытых дверей эти люди через бесчисленные громкоговорители пытаются теперь уверить остальных в том, что мы выиграли первый этап борьбы и что теперь нам предстоит второй, еще более важный этап — расширение нашего дома; для решения этой задачи необходима новая тактика: всем разногласиям отныне должен быть положен конец и народ должен сплотиться воедино, потому что распри и склока за порогом их убежищ могут расшатать и разрушить весь дом».

Руководители, которые не выходят за пределы личных или узкоплеменных интересов, хочет сказать Ачебе, тянут назад Африку, которая сознательно отстаивает иные идеалы, зовущие массы в поход против отсталости и невежества. «К дереву, не приносящему плодов, не проторена тропа», — говорят волоф. Эта поучительная пословица как бы обосновывает путь новой Африки к прогрессу. По пока, будто родимые пятна на лице континента, бросаются в глаза признаки трагической нищеты и отсталости. Вот отдыхающие в тени «деревьев совета» беззаботные многоженцы Западной Африки. Их жены в это время, изнемогая, трудятся на полях при сорокаградусной жаре. Вот четырех-пятилетние малыши, выпрашивающие на городских улицах милостыню. Вспоминаю беременную женщину с измученным, очень старым лицом в одной из больниц. На руках у нее грудной ребенок.

— Это внучек? — поинтересовался я.

— Нет, это мой одиннадцатый сын. Мне же только 30 лет, — печально (а может быть, это только показалось мне?) ответила она.

Пугающая повседневная правда заключена в образе этой не успевающей оправиться от очередных родов, очень рано состарившейся, истощенной африканки. Горький, а с точки зрения врачей заурядный, факт, обычный для многих стран «черного континента».

— Комфорт им не нужен, — оправдывал эту трагедию знакомый французский журналист. — Их устраивает то, что есть, к чему они привыкли за столетия, что завещали им предки.

Но ведь дело не только и не столько в заветах предков и в привычке, ибо критерии счастья, понятие достатка не вечны. Бедность и уровень экономического развития круче и наставительнее любых обычаев предков диктуют людям все вплоть до вкусов и привычек.

«Наш народ не готов к революции, — пессимистически заявляет Дахунка, персонаж новеллы конголезского писателя Анри Лопеса „Бутылка виски“. — Все, кроме твоей или моей семьи, будут аплодировать тирану. В Африке рукоплещут тем, кто побеждает, а не тем, кто прав. Сегодня ты — президент, я — в тюрьме. Тебя называют „отцом нации“, меня „предателем“. Завтра ты свергнут, я выхожу из тюрьмы, и те же самые люди возводят меня в ранг национального героя. Меня поддерживает лишь семья, да и то не потому, что разделяет мои убеждения, а из чисто животного сентиментализма».

Так ли это на самом деле? В столь очевидном преувеличении есть и своя доля истины. И все же принижать патриотизм и свободолюбие африканца — значит вообще не разобраться в Африке. «Тайна принадлежит хранящему молчание», — предупреждают бамбара. Молчаливая Африка долгие столетия скрывала от своих недругов-поработителей все, что у нее наболело, все свои сокровенные надежды и идеалы. И не первым мимолетным неудачам и разочарованиям в самостоятельной жизни развенчать эти давние чаяния.

Странными, дикими и жестокими кажутся порой многие живучие, отдающие плесенью старины обычаи и традиции. Однако в них тоже есть, или по крайней мере был, определенный смысл. Африканец считает своими исконными и подчас даже инстинктивно противополагает их всему чужому, навязываемому извне. Насильственный брак двух цивилизаций — западной, капиталистической, и африканской — явно не удался. Эти слова, услышанные мной от писателя Франсуа Эвембе, проясняют отношение Африки, основной массы ее жителей, к культурной агрессии Запада, начавшейся еще в эпоху захватов. Действительно, колонизация деформировала общество и его идеалы, прервала нормальную эволюцию континента. Ссылки на технический прогресс, якобы принесенный ею — «нет худа без добра», — сомнительны. На западе континента, к примеру, с помощью принудительного труда африканцев, с самыми малыми для метрополий затратами был проложен минимум железных и шоссейных дорог для вывоза цепной тропической сельскохозяйственной продукции и полезных ископаемых за море. Многие экономические объекты, построенные до 40-х годов текущего столетия, буквально выросли на костях тысяч несчастных людей, погибших от голода и лишений во время насильственных трудовых работ. В годы колониализма возникли мелкие промышленные, главным образом перерабатывающие, предприятия, да и то не повсюду. В континентальных странах — Верхней Вольте, Мали, Нигере, Чаде и других — о промышленности и инфраструктуре еще в 1960 году говорили только в будущем времени. Так что колониализм нес в Африку технический и научный прогресс в весьма незначительных дозах и исключительно с корыстными целями. Африканцы всегда оставались при этом сторонними наблюдателями.