Сергей Обручев - По горам и тундрам Чукотки. Экспедиция 1934-1935 гг.

…Когда я совершал путешествие по Чукотскому округу, с жизнью чукчей можно было познакомиться только по старым, дореволюционным описаниям.

В этих книгах, за исключением исследований В. Богораза, быт чукчей описывался с точки зрения высокомерного буржуазного наблюдателя-европейца, глядящего сверху вниз на примитивную культуру маленького северного народа.

В моей книге мне хочется показать закономерность того древнего уклада жизни, сложившегося веками, который я застал в 1934 г, показать его целесообразность в условиях, той тяжелой борьбы с природой, которую до последнего времени пришлось вести чукчам, подойти, так сказать, к быту чукчей не снаружи, а изнутри, как товарищ и участник их жизни. И вместе с тем рассказать, как под благотворным влиянием энергичных советских работников — учителей, врачей, организаторов районов — этот косный быт уже тогда, при первой встрече с советской культурой, начал быстро и резко изменяться.

Я описываю Чукотку такой, какой она была в 1934–1935 гг., когда еще только что были организованы районные учреждения, впервые начали собираться районные съезды, впервые красные яранги и учителя поехали в тундру, к оленеводам-кочевникам.

Сравнение с данными о современных формах хозяйственной и общественной жизни Чукотки, приведенными в последней главе книги, показывает, как значительны происшедшие изменения.

Новая Чукотка, социалистическая, пришла на смену Чукотке каменного века.

Экспедиция в такой труднодоступный район, как горы Северной Чукотки, не могла осуществиться без самоотверженной работы всех ее участников и я глубоко благодарен своим товарищам, которые вели вместе со мной борьбу с суровой природой, — геодезисту, ныне профессору А. Ковтуну, механикам А. Денисову, А. Курицыну и Э. Яцыно и техническим сотрудникам А. Перетолчину и В. Егорову.

С большой душевной болью я вспоминаю о молодом талантливом филологе Н. Шнакенбурге, который погиб геройской смертью в начале Великой Отечественной войны, защищая Ленинград.

Впервые я встретился с ним в 1930 г. на мысе Шмидта. В 1934 г. он дал нам ряд уроков чукотского языка.

Им была просмотрена в первом варианте моя рукопись и сделаны ценные замечания о языке и быте чукчей, которые он превосходно знал, так как прожил несколько лет на Чукотке.

К Шелагскому мысу

 И первые ветры, и первый прибой,И первые звезды над головой.

Место действия — Певек, селение на берегу Чаунской губы, лежащей на северном побережье Сибири, в 400 км восточнее р. Колымы, и в тысяче километров от Берингова пролива, отделяющего Азию от Америки. Время —14 августа 1934 г. Мы высаживаемся с парохода «Смоленск», который прошел сюда из Владивостока, почти не встретив на пути льдов. Сегодня кончается разгрузочная страда: «Смоленск» доставил большие грузы для полярных станций и научных экспедиций, которые надо было в чрезвычайно короткие сроки выгрузить на северном побережье. Навигационный период на восточном отрезке Северного морского пути очень короткий, ежеминутно могут надвинуться с севера льды, и поэтому в разгрузке принимали участие не только пароходная команда и сотрудники той станции, где разгружался пароход, но и все научные и технические работники остальных станций и экспедиций. Особенно трудна была выгрузка на мысе Шелагском, у входа в Чаунскую губу, где разгружались дома для новой полярной станции.

Сначала я принимал участие вместе со всеми в разгрузке и таскал на спине из маленьких разгрузочных барж-кунгасов по зыбким сходням на берег мешки с углем, кули муки и соли, «места» кирпичного чая весом а центнер и тяжелые ящики, но вскоре мне это оказалось не по силам, и меня назначили на более легкую работу — буфетчиком. На моей обязанности лежало разливать суп в тарелки, класть порции второго, вскрывать банки с компотом и разбавлять густой сироп наполовину водой (так инструктировал меня штатный буфетчик). Работа не была трудной, но мы должны были накормить все смены и поэтому дежурили непрерывно по двадцать часов.

Выгрузка в Певеке кажется нам легкой, ведь мы выгружаем собственное снаряжение и продовольствие — десять тонн. Наконец под дружные крики всех семерых сотрудников нашей экспедиции: «разом, дружно» — ползут вверх на галечник и наши будущие зимние друзья и мучители — двое аэросаней.

Певек в 1934 г. был необычным даже для чукотского Севера поселением. По самому краю треугольной галечной косы, выдвигающейся от кочковатых склонов горы Паакынай, стоят в ряд девять круглых цилиндрических домиков около 7 м. в поперечнике, с конической, крышей. Они похожи на какие-то чудовищные грибы, продукт болотистой тундры. Только мачта с большим красным флагом, поднятым в честь прихода судна, нарушает однообразие их длинного ряда. К востоку от них «рубленые» дома — три избы и землянка. Мы выбираем для своего будущего жилища место по другую сторону, к западу, возле кладбища. Пока у нас еще нет своего дома, и мы ставим палатки на гальке, среди гор нашего груза. Выше крутого обрыва косы сплошная галечная площадка, дальше, во впадинах, между галечными буграми, ютится трава, а еще подальше — неизбежное болото — кочковатая тундра.

На косе три озерка — два пресных и одно солоноватое. В одном берут воду для питья, в другом стирают, третье, еще не вошедшее в плановое распределение, служит только как площадка для охоты на уток. Морские утки время от времени пролетают над головой небольшими стайками— и у наших охотников блестят глаза и руки тянутся к ружьям.

Но охотиться некогда. Скоро осень. В Чаунской губе иногда уже 8 сентября прекращается навигация, и надо к этому времени исследовать все побережье губы (около 400 км) и еще километров сто берега океана к востоку от Шелагского мыса. Необходимо собрать по берегам губы плавник, принесенный морским течением от устьев Колымы и Лены, и привезти его на нашей моторной шлюпке в лагерь. Из этого плавника мы заготовим дрова на зиму и наберем бревен для постройки дома.

Первоначально я предполагал организовать базу на устье р. Чаун, в южной части губы — центральном пункте района, откуда на аэросанях ближе пройти к горам. Но капитан «Смоленска» отказался зайти в глубь Чаунской губы: там мелко, нельзя подойти близко к берегу, разгрузка затянется и можно прозевать сжатие льдов у входа в губу и остаться в ней, как в мышеловке.

Мелких транспортных судов в Певеке очень мало: две слабосильные кавасаки [1], и они должны перебросить в Чаун большие грузы фактории и культбазы, так что нельзя и мечтать о перевозке наших десяти тонн, а тем более аэросаней.