Антон Кротов - От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская)

Ознакомительный фрагмент

…Автодорога с Ишкашима такова, что неподготовленный человек на моём месте только бы охал. Я тоже охал, хотя и был подготовленным человеком, и мысленно готовился прыгать из кузова на противоположный склон, если джип завалится в пропасть. Ведь после попадания машины в реку река перемелет всё, костей не соберёшь, и даже не подсчитаешь, сколько человек было в машине. А вот прыгать из машины на ходу тут не должно быть смертельно: на всех этих ухабах и поворотах наша скорость в несколько раз меньше, чем на асфальтовом шоссе. (Предупреждаю читателя, что при движении по асфальтовым дорогам выпрыгивать из машины на ходу не рекомендуется!)

Как едем по деревне — видим остатки советских БТРов. Какой дурак решил здесь воевать? Имя этому дураку — СССР. Конечно, я понимаю, что дорога Ишкашим—Барак—Файзабад — стратегическая, соединяет Союз со столицей северной «пронашенской» провинции, что по ней ездили много и часто. Может быть, БТРы сами сломались или были выброшены за ненужностью. Но ввязываться в горную войну, причём два раза подряд (в афганскую и чеченскую) — «наступать дважды на одни и те же грабли»…

Водитель джипа, как я заподозрил, мечтал о деньгах. Поэтому при первой же остановке (он вылез что-то поправить) я предупредил его:

— Денег нет!

— Сад доллар, — всего сто долларов, — отвечал водитель, — сад, сад, — только сто!

— Не, тогда я выйду, — сказал я и только начал выгружать свой рюкзак, как водитель быстро юркнул в машину и дал по газам: боялся потерять ценного пассажира.

На другой стоянке, километров через десять, шофёр опять вылез, со словами:

— О-кей, панджо доллар!

Как читатель помнит ещё из Таджикистана, «панджо» означает «пятьдесят».

— Девона! Пуль надорам! Бе-пуль — хуб, панджо доллар — хубе-нист, — дурак, денег нет, без денег хорошо, пятьдесят долларов плохо! — завозмущался я, но водитель опять нырнул в кабину и резко стартовал, аж камушки полетели из-под колёс. Ещё через пять километров он опять остановился, вылез:

— Панджсад афгани! — Пятьсот афгани (десять долларов)!

Я уже был готов спрыгнуть и быстро выскочил из кузова, пошёл пешком. Водитель догнал меня на машине, восклицая: четыреста афгани!

Несмотря на то, что цена моей перевозки уже упала в двенадцать с лишним раз, я решил не ехать на этом водителе, а продолжить путешествие своим ходом. Водитель меня взял не из любви ко мне, а из любви к деньгам, надеясь хоть что-то урвать. Впрочем, тут погоду делают разные неопытные иностранцы, некоторые из них дают целых $500, чтобы доехать от Файзабада до Ишкашима! При том, что проезд на маршрутке стоит в сто раз дешевле.

Так, водитель-деньгопрос уехал, а я весь кипел негодованием (что меня, за дурака держат? 100 долларов за проезд в кузове заплатит лишь иностранец-дурак!) Но вскоре меня догнала полупустая маршрутка, ехавшая в соседнее село. Здесь не только не хотели денег, но и кормили дынями.

Тут места уже не такие глухие, как под Ишкашимом, есть и локальный транспорт. Правда, на сегодня мне ехать уже никуда не хотелось. Пройдя очередное селение, я спустился с дороги и на берегу холодной горной речки расстелил свой спальник. Умылся, помолился, прополоскался и благополучно уснул.

21 августа, воскресенье. Барак—Талукан

Утром рано я приоткрыл глаз, а тут же на рассвете некий благообразный старец пришёл к речке привязывать своего ослика и вдруг увидел меня зевающего. Старикан сразу озарился идеей меня накормить. Привязал ослика и поманил меня за собой — пошли, мол.

Я пошёл за стариком назад, в кишлак, который я миновал вчера вечером. Потом мы свернули с дороги в гору, там были ступенчатые поля. Каждое поле размером в одну огородную сотку (десять на десять метров) представляло собой условно ровную поверхность, посреди которой навалена целая куча из тысячи камней, собранных при расчистке этого поля. Каждое поле было украшено в центре таким каменным изваянием, а остальные камни использовались для ограждения и для антиразмывных стенок. Как много труда потребовалось здесь для того, чтобы превратить горы в засеянные пшеницей ступеньки!

Выше полей, где склон был более крутым, начались стены дворов и домов, узкие улочки с бегающими по ним курами и детьми, и наконец почти плоская площадка между домами: сюда-то старик меня и привёл. Тут же собралось человек двадцать пять; вынесли из дома большую циновку, на ней уселся я и самые уважаемые жители села; молодёжь и дети стояли вокруг. Вынесли чай с молоком, сахар и лепёшки.

Так мне удалось позавтракать; позже я попрощался со стариком и пошёл вниз из селения на уже известную мне дорогу. Удивительно, но село было электрифицировано: на горной речке стояла микро-ГЭС, и кое-где, в высоких маленьких окошках каменных домов-крепостей висели лампы, причём энергосберегающие, и имели они двойную функцию: светить в дом и из дома.

Как вернулся на дорогу, заметил, что мир уже проснулся. Не прошло и получаса, как меня подобрал бескорыстный джип, ехавший в узловой посёлок Барак (он же Бахарак). Понеслись!

Мимо меня назад помчались горные сёла, поля, огороды, старички на ослах и вся афганская жизнь. Копны, стога, вязанки сена. Мосты через реки деревянные, непрочные. По дороге видел школу: учитель в масудовке сидит под деревом на пластмассовом стуле и что-то вещает; на земле вокруг учителя под деревом сидит человек тридцать мальчиков и слушают; до дальних тень дерева не достаёт. Под другим, соседним деревом учат девочек.

На одной из скал было краской написано по-русски: «Слава советским воинам!» Из-за скорости сфотографировать не успел, только пыль неслась из-под колёс. Так и прибыли в Барак.

Городок сразу обрадовал: большой и тёплый, повеселее ветренного холодного Ишкашима. На базаре продают всё, напоминает эфиопский Гондар, но поцивильнее, нет попрошаек (лишь одного я заподозрил в нищенстве), и, что самое удивительное, — дорогу, главную базарную улицу, бетонят! Всё в предвыборных плакатах, всякие депутаты, вероятно, обещают забетонировать не только одну улицу, но и весь Афганистан. Единственный фрукт на базаре — яблоки. Из газировок — иранская вода «Замзам» и пакистанская «Кола».

А вот и мечеть — единственное место в посёлке, где нет предвыборной агитации. На месте мирхаба — газовый баллон с лампой, и в дополнение рядом керосинка. Крыша мечети из тонких кривоватых брёвен.

В мечети со мной познакомился странный мужик, выражением лица похожий на мента. «Ман басмач», повторял он, и в подтверждение своих слов достал из карманов какие-то патроны, показал жестами, как он ими стреляет, а потом раздал их окружающим детям, как семечки.