Генри Мортон - От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла

Именно это и произошло со святым Павлом. Он оказался в экстремальной ситуации. И в то время как его физическое тело было истерзано и разбито условиями, для которых оно, физическое тело, попросту не приспособлено, дух воспрял и обновился. Вот что творилось с Павлом, когда его «повели за руку и привели в Дамаск».

Я подъезжал к Дамаску, оставив позади мили и мили абрикосовых садов. Был ранний вечер, когда измученные дневной жарой горожане наконец-то получают долгожданную передышку. Они приходят посидеть на берегу реки Барада. Вот оно, счастье жителя Дамаска — местечко в тени на свайной эстакаде, отличный кальян, чашечка сладкого кофе, блюдо лукума и тихий шелест волн.

Мне очень хотелось бы понять и полюбить этот город. По-моему, Дамаск до сих пор живет за счет своей репутации столетней давности. Среди европейцев и поныне бытует образ старого арабского города — без патефонов, трамваев и автомобилей, города, куда наши прадедушки долго и мучительно добирались верхом на лошадях и при этом гадали, согласится ли эксцентричная леди Стэнхоуп[15] дать им интервью.

Город серьезно пострадал от драматического столкновения с западной цивилизацией, представшей в виде французских трамваев, телеграфных и телефонных проводов, патефонов, автомобилей «рено» и зданий современной архитектуры. В самом центре Дамаска проложены широкие проспекты, по которым разъезжают грохочущие трамваи, и заезжие бедуины мечтательно покачиваются в пыльных вагонах. А совсем рядом, на соседней улочке, сохранились старинные базарчики — темные лабиринты из греческих и армянских лавок, чьи хозяева, как и двести лет назад, день-деньской просиживают на крылечке в ожидании случайного покупателя. Они хватают за руки зазевавшегося иностранца и тащат его в свои лавочки, битком набитые латунными безделушками и инкрустированной мебелью — всей той рухлядью, которая теряет весь блеск и великолепие еще до того, как доедет до Челтнема.

Здесь можно видеть целые улицы, увешанные гирляндами из разноцветных шлепанцев с загнутыми носами. Голубые, красные, золотые — в глазах рябит от подобного многоцветья… Тут же, на мостовой, сидит сапожник, который быстро и споро мастерит новые экземпляры для своей экзотической коллекции. Рядом располагаются прилавки, заваленные засахаренными фруктами — Дамаск всегда славился этими лакомствами. Неподалеку торгуют ювелирными товарами: правильно, какой же Восток без золотого базара! Смуглые услужливые продавцы нависают над сейфами и стеклянными ящиками, полными золотых серег, браслетов, часов и старинного серебра. Однако дамасское золото ценится не слишком высоко. У арабов даже есть такая поговорка: ювелирное искусство зародилось в Египте, достигло зрелости в Алеппо, а умирать пришло в Дамаск.

На мой взгляд, главным украшением Дамаска являются каны — средневековые караван-сараи. Однако, увы, в наше время облик пустыни меняется: традиционные верблюды уступили место грузовикам, и сказочные караван-сараи превратились в примитивные складские здания. Лишь изредка удается заглянуть в приоткрытые ворота и полюбоваться старинным фонтаном, выбрасывающим струи под сенью апельсинового дерева.

Как бы то ни было, но я приехал в Дамаск, чтобы увидеть город святого Павла. Поэтому рано утром я вышел из гостиницы с намерением посетить места, которые так или иначе связаны с именем апостола.

После того как Павла привели в Дамаск, его разместили в доме Иуды, одного из членов христианской общины. Дом этот стоял на Vicus Rectus, то есть на «улице, называемой Прямой». В то же самое время другому христианину по имени Анания было видение: явился ему Иисус и велел идти в означенный дом.

«Анания пошел, и вошел в дом, и, возложив на него руки, сказал: брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святого Духа. И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился. И, приняв пищи, укрепился. И был Савл несколько дней с учениками в Дамаске. И тотчас стал проповедовать в синагогах об Иисусе, что он есть Сын Божий»4.

Что касается улицы, «называемой Прямой», то прозвали ее так по заслугам. Почти в каждом эллинизированном городе имелась такая улица — прямая как стрела, — пересекавшая город насквозь. Эта дамасская улица была длиной в милю — больше, чем Принцесс-стрит в Эдинбурге. В ширину она имела сто футов и была поделена на три части: центральная, проезжая часть отводилась для всадников и повозок, а по краям оставались дорожки для пешеходов. Остатки похожих улиц можно найти в Пальмире, Джераше и Эфесе.

Ныне Прямая улица представляет собой один из наиболее оживленных дамасских базаров. Навес из проржавевшего железа защищает прохожих от ослепительного солнца, вдоль мостовой выстроились сотни маленьких магазинчиков с откидными ставнями. Современное арабское название улицы сохраняет память об ее римском прошлом — Сук аль-Тавил означает в переводе «Длинный базар».

Я долго бродил по этому темному туннелю, где то и дело приходилось уворачиваться от конных повозок, громыхавших по булыжной мостовой, арабов-велосипедистов, небольших отар овец и верблюжьих караванов, а также спешивших по своим делам армянских и греческих торговцев. В конце концов я остановился полюбоваться на зрелище, которое наблюдал уже не впервые, но не уставал наслаждаться его видимой абсурдностью. В самом начале Прямой улицы расхаживали два армянина, судя по всему, занимающихся продажей ковров. Один из них, главный по виду, нес на плечах ковер, фактически был в него задрапирован. Второй, его помощник, шел рядом, поддерживая свисавшие концы ковра. Они торжественно вышагивали взад и вперед, с готовностью останавливаясь перед каждым потенциальным покупателем. Насколько мне известно, эта рекламная акция, чем-то неуловимо напоминавшая церковную церемонию, осуществлялась круглый год, но ни разу никто не изъявил желания приобрести их товар. Думаю, если вы приедете в Дамаск, то непременно натолкнетесь на эту парочку, выглядевшую как мрачная карикатура на епископа с дьяконом.

Прямая улица берет свое начало у Восточных ворот, или Баб эш-Шарки, как называют их арабы. Эти ворота относятся к наиболее интересным реликтам римской цивилизации в Дамаске. Их северный проем до сих пор служит одним из входов в город, хотя сами центральные ворота и южный проем замурованы и частично застроены складскими зданиями. Археологические исследования крепостной стены Дамаска (в частности, Восточных ворот) дали потрясающие результаты: оказывается, некоторые камни кладки вполне могли быть заложены еще в апостольскую эпоху. Местные христиане с гордостью демонстрируют туристам тот участок стены, откуда святого Павла спускали в корзине.