Юрий Аракчеев - Зажечь свечу

А я лежал, не засыпая, несмотря на свою усталость. Дороги — ведь это не просто асфальтовые или булыжные полосы, это связь между людьми, это отношение друг к другу, это жизнь. То же и гостиницы… Не с дорог ли вообще нужно жизнь начинать? Дорога — это путь от человека к человеку, это желание друг друга понять, это — коридор нашего «общего дома». А гостиницы? Или не в чести уже сердечное человеческое гостеприимство?

«После победы при Семи-Полках, Щорс…»

Неловко было лежать на кровати в комнате, зная, что за стеной в коридоре мучаются соотечественники…

Вечернее настроение мое было, видимо, неслучайным, потому что и наутро оно не изменилось. Утром все же, стараясь не торопиться, походил я по городу: сначала обошел площадь, покрытую ухабистой каменной плиткой, на которой, видимо, гарцевали еще кони Игоря Святославича, князя новгород-северского, пообедал в столовой, открытой в одном из помещений древнего торгового ряда, дождался открытия промтоварного и хозяйственного магазинов, чтобы купить новую фляжку. И все мне казалось, что старина здесь странным образом переплетается с современностью: и старина-то не сохранилась толком (оно понятно, конечно, — время), но и современность какая-то несовременная, вчерашний день. Болезненная ущербность чувствовалась в этом переплетении времен, они будто бы мешали друг другу, не давая одному окончательно умереть, а другому по-настоящему развиться. И казалось, что эти старинные торговые здания и плитка площади сохранены не из уважения к старине, а только потому, что они вроде бы еще могут нести свою службу. Опять, опять нет уважения, думал я. В том и беда.

Наконец я подошел к знаменитому новгород-северскому XVII века собору. Он был отреставрирован и ухожен, на прилегающем к нему зеленом участке за оградой росли аккуратно подстриженные кустарники и расхаживал садовый рабочий с ножницами. Участок был, правда, открыт, можно было подойти вплотную к стенам собора, но на дверях висел большой амбарный замок. Я не знаток архитектуры, но, по-моему, все великие художественные ценности и создавались не для знатоков, а тем более соборы. Поэтому я вправе был ждать соответствующего впечатления. Но надломленный мотив этого города, ничуть не меняясь, в полной мере звучал и здесь. Слишком отреставрирован, казалось, был этот собор, до безвкусицы, слишком тщательно подстрижены кустарники и газон и как-то очень красноречиво висел замок на дверях. Большие, чуть приплюснутые купола, недавно выкрашенные, как будто бы гордо сияли в бледно-голубом утреннем небе — но даже в этой гордости чувствовалась натянутость, фальшь.

Не было, не было здесь уважения. Была показуха и не совсем понятный расчет. Истинного достоинства не было, вот в чем суть.

Может быть, я и ошибся в своих скоропалительных выводах — бывает! — но оставаться здесь не хотелось. Как-то чувствовал я, что все эти частности не случайны. Надломленный мотив города упорно пробивался сквозь показуху и фальшь человеческую. Очень может быть, что Десна здесь действительно очень красива, но… Нет, не хотелось идти на Десну.

Я вернулся в гостиницу, вывел велосипед, увязал свои пожитки и покатил дальше — к Чернигову. Все цельно, все цельно и органично в жизни, думал я. Утрата чего-то главного немедленно влечет за собой утраты дальнейшие. Недаром говорят: проигрывает сражение та армия, которая бросает раненых и убитых на поле боя. Вечные ценности человеческие потому и вечны, что без них человек по-человечески жить не может. Нет жизни без уважения, без достоинства…

Но вскоре после выезда из гостиницы началось хорошее новое шоссе с аккуратными километровыми столбами и указателями, с лесопосадками по сторонам и неожиданно огромными портретами передовых людей Черниговской области, с сельскохозяйственными сводками районных колхозов…

ГОСТЕПРИИМНЫЙ ЧЕРНИГОВ

Девятый день был я в дороге, и словно девятое повествование разворачивалось передо мною в непережитой своей привлекательности.

Погода по-старому благоприятствовала, я теперь уж и не замечал ее, принимая как должное — так же, как принимал и все путешествие в целом, перестав удивляться, давно отдавшись во власть его, словно поняв наконец, что попал в какое-то иное измерение, недоступное раньше. Плавное движение сменялось привалами, и казалось, что большую часть своей жизни я только тем и занимаюсь, что вот так путешествую.

Участки пути и привалы были похожи друг на друга, как праздники, как удачные дни, они слились в моей памяти так же, как сливаются в памяти счастливые периоды жизни, — не всегда можно разобраться, что было сначала, а что потом.

Помню привал на пути до Сосницы: удивительно живописная балка — овраг с лучеобразными отростками, с крутыми осыпающимися песчаными склонами, заросшими кое-где соснами и березами. Среди этих берез и сосен в пятнистой от солнца траве то тут, то там рдели крупные, блестящие от спелости, приторно-душистые ягоды земляники.

В Соснице я сначала пытался устроиться на ночлег у кого-нибудь из местных — несколько раз слезал с велосипеда у беленьких уютных хат за заборами. Но в одной хатке никто на мой зов не откликнулся, к другой не подпустила охрипшая от злости собака, а в третью удалось зайти, но хозяйка, глядя на меня с подозрением, сказала, что у них и так тесно, нельзя. Пришлось ехать дальше, к заасфальтированному центру городка, искать гостиницу, «готель» по-украински.

«Готель» нашелся довольно быстро, хозяйка без лишних разговоров разрешила пристроить велосипед в кладовой. Узнав, где находится здешняя речка, Убедь, я направился купаться.

На узкой и прямой наклонной улице — по наклону чувствовалась близость реки, — среди хаток, на огороженном плетнем участке высился большой, выше хаток, стог сена. Когда я приблизился к стогу, из-за него, как по волшебству, явилась древняя сгорбленная старушка, простоволосая, в сером тряпье. Глядя на меня, она сделала несколько неуверенных шагов навстречу с необыкновенно доброй и какой-то странной улыбкой.

— Купаться, сынок? — ласково спросила она.

— Купаться, бабушка! — ответил я бодро, прошел, не задерживаясь, и, лишь отойдя на некоторое расстояние, оглянулся.

Бабушка стояла у плетня, глядя мне вслед. Увидев, что я оглянулся, она помахала рукой.

Подходил к речке я так, будто давно и не раз бывал здесь, будто не первый день живу в Соснице и вот пришел вечерком искупаться.

Речка была узкая, с истоптанными травянистыми берегами, но все же довольно глубокая и не грязная. На той стороне у самой воды густо стояли кусты. С веселым шумом по воде мимо меня проплыли два мальчика на ярко-желтом водном велосипеде. Купался я с радостью, как всегда.