Николай Наумов - Приключения 1976

В это время из комнаты матери Ялкабова вышел Пиримкулы Абдуллаев, и, попрощавшись с Худайберды, все трое отправились со двора.

XIV

Участковый рассказал: мать Худайберды поклялась на коране, что Бекджан не стал бывать у них в доме с женитьбой Ялкабова. Больше того, он не был даже на свадьбе. Если учесть все добытые сведения и анонимное письмо, которое указывало на Худайберды как на убийцу, то можно было с уверенностью сказать, что дело близится к завершению.

Посовещавшись с участием Абдуллаева, следователи решили прежде всего выяснить несколько вопросов. Нужно было узнать, кто автор письма и каковы его цели. Если он хотел помочь следствию, то на каких фактах он основывался? Почему Худайберды дает ложные показания? Была ли необходимость приглашать с дальнего участка Гуйч-ага, чтобы зарезать барана, или это был повод для того, чтобы оставить Бекджана одного? Кем сделана надпись на обороте фотографии, и если Бекджаном, то кому она адресована? Кроме этого, необходимо было выяснить судьбу Назли, дочери Най-мираба.

На ближайшие дни работу распределили так: Палта Ачилович и участковый должны разыскать автора анонимки и решить вопрос, была ли у Ялкабова необходимость обращаться к Гуйч-ага; Хаиткулы же должен был слетать в Ашхабад для проведения графической экспертизы и выяснения некоторых побочных обстоятельств дела.

Инспектор тут же позвонил начальнику Керкинского управления внутренних дел и попросил забронировать билет на самолет. Потом, оставив Ачилова в гостинице, поехал на мотоцикле с участковым разыскивать Най-мираба.

Объездив полсела, они наконец увидели его на улице. Он стоял возле трактора и весело беседовал с высунувшимся из кабины трактористом. Хаиткулы предложил старику занять место в коляске и, когда тот уселся, сказал:

— Надо поговорить, яшулы.

— Так поедем ко мне.

Когда следователь начал разговор о Худайберды и его отношениях с дочерью Най-мираба — Назли, вислые усы старика опустились еще ниже, и лицо его сразу побледнело.

— Уф-ф, — мираб тяжко вздохнул и, взяв со стола лепешку, стал крошить ее. — Вы растревожили старую рану… опять о дочери…

Предположения инспектора не оправдались. Он ожидал услышать из уст неудавшегося тестя Худайберды ругательства в его адрес. Но мираб винил только себя, что не уберег дочь: «Меня мало повесить за бороду… Хотела — шла в кино, хотела — ехала в район… В школе участвовала в художественной самодеятельности… Короче говоря, я не чинил ей никаких препятствий. Вот и опозорился на весь свет. Стыдно на людях показаться. Знать бы, что так получится… Не она виновата. Если мороз побил сад, в этом нет вины сада. Виноват садовник, вовремя не укрывший деревья…

— Она сама выбрала Худайберды? Или, может быть, она любила другого?

— Никогда ничего не говорила. Раз мать намекнула, что скоро сваты придут, — она ничего не сказала… И я крепко обещал отцу Худайберды, что отдам дочь… А что горевать: сделанного не поправишь… Ушла от мужа — не воротишь… Расскажи лучше, как идут дела у тебя, сынок.

— Пока, яшулы, наши дела ломаного гроша не стоят. Еду в Ашхабад; что передать или привезти — говорите. Если никого там не знаете, то нашего начальника знаете наверняка. Он много лет пил амударьинскую воду.

— Кто такой?

— Ходжа Назаров! Бывший начальник Керкинской милиции.

— Да я-то, браток, знаю, а он меня — вряд ли. Начальник один, а нас много… Если не в труд, то привези хороших лекарств…

Когда участковый высадил Хаиткулы у крыльца гостиницы, следователь сказал: «А ведь письмо-то написано левой рукой. Так что придется вам попотеть, Пиримкулы Абдуллаевич. Но, к счастью, способ начертания букв остается одинаковым, как ни меняй свой почерк».

Простившись с участковым, Хаиткулы стал собираться в Ашхабад.

Он помылся до пояса, побрился, начистил ботинки и погладил брюки. Видно было, что он рад поездке.

XV

Отвезя Хаиткулы в гостиницу, участковый развернулся и помчался к Довханову. Он решил одним махом покончить дело с письмом: анонимка лежала в кармане у Абдуллаева, оставалось только припереть Довлетгельды к стенке: «Говори, зачем писал!»

Капитан был убежден, что письмо — дело рук Довханова. В гостинице он успел сравнить почерк, которым оно писано, с почерком собственноручного объяснения Довлетгельды. И хотя никакого сходства между ними не было, Абдуллаев считал, что автором анонимки был Довханов. «Проверю почерк жены и мальчишек», — думал участковый. Жена Довлетгельды работала в школе, там же учились его младшие братья. Родителям его Абдуллаев всецело доверял — «Они не пойдут ни на какие махинации».

Капитан был рад удобному случаю доказать ашхабадскому инспектору и керкинскому следователю, что он тоже кое-чего стоит. Когда ему приходилось работать самостоятельно, Абдуллаев чувствовал себя уверенно и становился очень деловитым. Если было необходимо, он в любую минуту готов был отправиться за тридевять земель, стучался в нужную дверь, не считаясь со своим временем. Явившись к чаю, участковый без лишних церемоний усаживался за достархан, если попадал на домашнее празднество — не отказывался от рюмки. Словом, он был своим человеком чуть не в каждом доме. Немало было случаев, когда он на правах старого знакомого восстанавливал мир и согласие в семьях, готовых разлететься, как одуванчик. Пиримкулы-ага мирил поссорившихся братьев, мирил соседей, мирил мальчишек, подравшихся на улице. Словно карета «Скорой помощи», участковый мгновенно появлялся там, где нужны были его рассудительность и власть.

Та мягкость и простота, за которую его ценили жители села, не особенно приветствовались начальством. Однажды Абдуллаев приехал в райцентр на совещание. Вышедший во двор начальник райотдела увидел кучу узлов в коляске мотоцикла участкового и, улыбаясь, спросил:

— Вы, товарищ капитан, не на той собрались?

Ожидавший одобрения Абдуллаев простодушно ответил:

— Это передачи родственников для находящихся под стражей. По пути захватил.

— Вот так участковый! — опешил начальник. — Возвратите все обратно и в дальнейшем не повторяйте подобных ошибок. Участковый должен карать, а не филантропствовать. Ваше мягкосердечие вредит вашему авторитету…

У Довхановых старому милиционеру сказали, что Довлетгельды уже неделю лежит в больнице после операции аппендицита. «Неделю?» — изумился Абдуллаев и с досадой подумал: «Завяз в этом следствии, а в селе хоть трава не расти — не знаю, где что делается».