Виктор Егоров - На железном ветру

— Русская газета «Возрождение» бывает в Варшаве, и там вас знают. Видите ли, мсье Ферро, дело в том, что в Варшаве живет немало русских, но среди них, к сожалению, нет поэта — выразителя общих дум и чаяний. Здесь, по-видимому, и кроется причина вашей популярности среди варшавских русских. Впрочем, и в Париже многие молодые русские отзываются о вас с большою теплотой. — На случай, если бы Юрий поинтересовался, кого он имеет в виду конкретно, у Михаила был готовый ответ: Щербакова и Веселовского (оба уже уехали из Парижа). Но вопроса не последовало, и Михаил продолжал: — В данном случае, как вы понимаете, мною руководят деловые интересы. Издание в Варшаве сборника ваших стихов на русском языке может принести сейчас неплохой доход. И если бы в течение, окажем, двух-трех дней вы сумели бы составить такой сборник, мы договорились бы с вами и о гонораре.

Юрий не выдержал роли человека, равнодушного к славе. Вскочил, торопливо закурив новую сигарету, прошелся по комнате из конца в конец. Остановился перед Михаилом, рассмеялся возбужденно, как пьяный.

— Благодарю вас, мсье Лентович. Вы... вы просто не знаете, как вовремя пришли. Вы даете мне точку опоры.

— Я рад. — На правах старшего Михаил добродушно похлопал Юрия по руке. — Однако не советую вам говорить обо мне в кругу ваших друзей.

— Почему?

Михаил поморщился, как бы досадуя на себя за то, что вынужден открыть секрет.

— Я здесь инкогнито.

— Инкогнито?

— Да. Под чужой фамилией. Ведь журналист, в сущности, тот же сыщик. Не хочу от вас скрывать: в Париже я должен выполнить весьма деликатную миссию.

— А! Понимаю! — воскликнул Юрий. — Это и есть вторая причина, которая привела вас ко мне. Я могу чем-нибудь помочь?

Продолговатые красивые глаза его зажглись охотничьим азартом.

— О, полноте, — засмеялся Михаил. — Это не поиски клада и не слежка за международным аферистом. Дело серьезное и удовольствия оно вам не доставит. Нет, нет, пожалуй, я обойдусь своими силами.

Михаил встал, заложив руки в карманы, подошел к окну, бросил рассеянный взгляд на улицу. Напротив, за зеркальным стеклом кафе различил белую шапочку Лоры. Часы показывали четверть третьего. Что ж, если он я опоздает, то ненамного.

— Вы мастер загадывать загадки, мсье Лентович.

Юрий стоял, опершись на спинку кресла, и выжидательно улыбался.

— Собственно, никаких загадок нет, — твердо глядя ему в глаза, сказал Михаил. — Если вы настаиваете, извольте — скажу. Я по убеждениям антифашист. И сейчас работаю над книгой, которая пошлет нацистов в легкий нокдаун. Я хочу разоблачить деятельность германской разведки по подготовке новой войны...

Что-то изменилось в облике Юрия. Улыбка исчезла, лицо точно высохло, и глаза набрякли от напряжения.

— Вы... смелый человек, — с запинкой, будто язык плохо повиновался ему, сказал Юрий.

С этого момента разговор между ними происходил как бы в двух параллельных плоскостях. Каждая фраза имела два смысла. Один — буквальный и в общем малозначащий, другой — скрытый, но зато истинный. И оба они прекрасно понимали этот второй истинный смысл.

«Значит, ты все узнал от Лоры о моей связи с германской разведкой и все же пришел прямо ко мне. На что ты надеешься?» — вот что стояло за фразой, вырвавшейся у Юрия.

— О, нет. Просто пока мне еще нечего бояться. Тем более среди друзей, — ответил Михаил.

«Ты не предал Лору, не предашь и меня. Ты не нацист, какого же черта по уши залез в грязь! Обопрись о плечо друга и выбирайся, пока не поздно», — перевел для себя Юрий.

— В нашем сложном мире нелегко понять, кто друг, кто враг, — тихо проговорил Юрий.

«Почему я должен тебе верить? Пусть тебя рекомендовала Лора, но даже если ты желаешь мне добра, почему я должен выдать товарищей, которых сам же поставил на службу нацистам?» — понял Михаил. Подумал: «А он не глупый парень», и сказал:

— Верно, выбор сделать нелегко. Торопливость, возможно, приведет к ошибке, но бездействие — само по себе ошибка.

«Ты сам влез в это болото и теперь обязан рискнуть довериться мне. Хотя бы уже потому, что догадываешься о моей осведомленности в делах Брандта. Подумай: какой тебе смысл молчать теперь?»

— Так вы считаете, что я могу оказать вам помощь в работе над книгой?

«Довольно ходить вокруг да около. Я хочу перевести разговор в плоскость буквальных значений. Мне больше нечего от тебя скрывать».

— Можете, — торжествуя в душе, сказал Михаил. — Собственно, вы окажете услугу не мне, а миллионам мирных людей — французов, англичан, русских...

— А...

Так Донцов и не узнал, что собирался сказать Юрий. Из столовой донеслись густые мужские голоса и шаркающие звуки шагов. Юрий остался с полураскрытым ртом, в лице его не было ни кровинки.

— Отец... Приехал отец... И не один, — выдохнул он, едва пошевелив белыми губами. — Нельзя... Отец не должен знать, что вы журналист, антифашист.

— Я польский эмигрант, Викентий Лентович, познакомился с вами на студенческой пирушке перед рождеством, — быстро подсказал Михаил.

Юрий кивнул — сквозь бледную кожу медленно проступали живые краски.

А Донцову все стало ясно. Испуг Юрия был красноречивее слов. Отец, его приемный отец Алекс Ферро, — вот недостающее звено. Он, и никто иной, руководит вербовкой шпионов по заданию Брандта.

Михаил подумал, что, пожалуй, Алекс Ферро приехал очень кстати. Не лишне знать в лицо поставщика шпионов. Хорошо бы также выяснить его национальность.

— Юрий, у тебя гости? — спросили из-за двери на чистейшем французском языке. Голос был баритонального тона с благородной хрипотцой.

Дверь распахнулась.

Сердце Михаила рухнуло куда-то в живот.

На пороге стоял Лаврухин.

14

Их разделяло два шага.

Брови Лаврухина вдруг странным образом сгрудились к переносице, губы вытянулись в трубочку, будто он собирался подуть и рассеять видение. А в глазах, сначала безразличных, затем озадаченных, вдруг промелькнуло удивление.

«Узнал». Мысль была, как щелчок тумблера, включившего механизм. Михаил бросился вперед, в дверной проем. Лаврухин успел отпрянуть, Михаил обо что-то споткнулся и, падая, услышал сорвавшийся на фальцет выкрик:

— Господа, ко мне!

Он не успел вскочить, на него навалились, завернули за спину руки и волоком втащили обратно в комнату. Он услышал над собою в наступившей тишине тяжелое дыхание нескольких человек. Чьи-то руки крепко сжимали запястья так, что онемели пальцы. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови — языком он нащупал на губе ссадину.

— Куда его?

— Обыскать.

С Михаила содрали пиджак, вывернули карманы брюк.

— Сигареты, спички, деньги... сто сорок франков.