Георгий Кубанский - «На суше и на море» 1962

— Поход «Ленина» в такие высокие широты, да еще зимой — случай исключительный, грешно его не использовать, — объясняет Владимир Георгиевич. — И что стоит такому кораблю сделать небольшой крюк по пути к дому.

Так мы и попали еще в одно море — Чукотское, пятое на нашем пути; ледокол пересек 180-й меридиан — условную границу, которая вместе с Гринвичским меридианом делит планету на два полушария. Здесь проходит незримая черта, на которой рождаются новые сутки. Разница с Москвой десять часов.

Беззаветно влюблен в свое дело Мороз. В этом я убедился еще на СП-10, где ставился первый ДАРМС. С какой нежностью океанолог распаковывал ящик, обильно снабженный предупреждениями: «не кантовать», «осторожно», «верх», «не бросать».

— Этот автомат — замечательный прибор, — сказал Владимир Георгиевич, освобождая из упаковки круглый серебристый предмет, похожий на кастрюлю «чудо», в которой домашние хозяйки пекут пироги. — Красавец, правда? Сейчас его проверим…

В домике метеоролога СП-10 Георгия Андреевича Хлопу-шина мы вместе поили ДАРМС незамерзающим рубинового цвета маслом. Потом Владимир Георгиевич доверил мне держать прибор и подключил электропитание. В наушнике зазвучала морзянка — голос ДАРМСа.

— Поет, — шепотом сказал Мороз, словно боясь перебить.

В тот день океанолог посвятил меня в тайны своей суровой и романтической профессии. Сколько противоречий. Мороз-человек восхищался красотой льдов. Мороз-океанолог ненавидел льды — их коварство, строптивость, изменчивость. Это так мешает кораблям ходить северными морями. Радиовехи и ДАРМСы — это верные лазутчики в тылу злого врага. Они дают возможность определить его силы, узнать, куда он собирается нанести удар. По сигналам ДАРМСов определяются температура воздуха, направление и сила ветра. Пеленгуя сигналы радиоавтоматов береговыми станциями, полярники определяют, куда и как движутся массивы льдов.

И летает неугомонный Мороз над советским Севером, плавает ледовыми морями, а с ним неразлучные и верные помощники: Евгений Юрьев, механик Семен Кабанов, ледоиспытатель Александр Листов. Их знают все арктические пилоты. Ведь самые сложные посадки на льду делаются именно из-за этих морозовских ребят. Называются эти операции «прыгающими». Знают Мороза и радисты всех полярных станций. Как же иначе! Они первыми слышат, когда языком радиотелеграфа начинают говорить льды. А в ту пору, когда Мороз покидает Арктику, его постоянно видят на заводе, где производятся автоматы. Замечания океанолога всегда представляют большую ценность.

День и ночь трудится группа Мороза. В вертолетном ангаре собирается очередной ДАРМС. В нужном месте ледокол останавливался, аппаратуру спускали на лед. В нем бурилось отверстие на всю толщину поля и затем ставилась двенадцатиметровая радиомачта и сам автомат. В собранном виде он уже не напоминает кастрюлю «чудо», а скорей похож на жар-птицу. По бокам ей прицепляют дюралевые крылышки, а сзади хвост.

Пробыв три-пять часов на морозе и ветру, группа по штормтрапу поднимается на борт атомохода. Брови и ресницы заиндевели, руки непослушные, пальцы не разожмешь. Большую часть работы приходится делать, скинув варежки.

— Ничего, в каюте оттаем, — шутил в этих случаях Семен Кабанов.

После стужи хорошо проглотить горяченького и поспать. А вечером посидеть, побеседовать, почитать стихи, спеть под гитару. И редко звучали тогда песни о северной стуже. Хотелось петь о ярком солнце, о садах в цвету, о колосящемся зо-лотр пшеницы.

— Между прочим, показания ДАРМСов помогают определять погоду и там, на Большой Земле, — сказал мне как-то Владимир Георгиевич и с аппетитным хрустом надкусил розовощекое яблоко…

В период расстановки ДАРМСов атомоходу пришлось пройти немало сложных испытаний.

Мы уже знаем, что главное искусство полярных капитанов — умение уходить от многолетних льдов. Но не всегда их избежишь. Порой встанет на пути массив, который не обойдешь, так он велик. И приходится «драться».

Для того чтобы ломать толстые льды, кораблю нужна инерция. Пробьет метров тридцать-пятьдесят — остановка. Руль прямо, и назад по каналу. Потом разбежится, вползет на поле, продавит его корпусом — еще метров пятьдесят. Утомительная и однообразная работа.

Однажды попался атомоходу такой «орешек», что грызть его пришлось долго. Стремительная атака закончилась неудачей. Лед попался настолько крепкий и толстый, что влез на него корабль форштевнем, да так и замер. Не поддалось, не раскололось белое поле. Тогда впервые познакомились мы с еще одной замечательной особенностью судна. Оно начало качаться из стороны в сторону — капитан включил креновое устройство. Минут через пятнадцать раздался треск, льдина лопнула. Двинулись дальше. За вахту атомоход ходил в атаку около тридцати раз и победил, вырвался на годовалый лед.

Чем дальше, тем труднее становилось кораблю. Бассейн Ледовитого океана покрывался сплошным панцирем, который крепчал с каждым днем. Правда, слово «день» почти вышло из употребления на судне. Полярная ночь надолго упрятала солнце за горизонт.

К юго-востоку от острова Новая Сибирь атомоход снова уперся в язык многолетнего пакового льда. Перед капитаном встал сложный вопрос: поворачивать ли снова к проливу Санникова или прорываться севернее островов Анжу. В эту пору самолеты ледовой разведки уже не летали — темно. Единственным помощником оставался малыш вертолет, который был на борту. Много раз выручал он экспедицию в походе. И сейчас о нем вспомнили снова.

Оделся в свои кожаные доспехи бородач Иван Иванович Гуринов, спокойный, рассудительный человек, в которого все на ледоколе были немножко влюблены.

Когда машина была готова к вылету, с неразлучной трубкой во рту и карабином за спиной вышел на вертолетную площадку Георгий Осипович Кононович. Б кабину загрузили аварийный запас продуктов.

— Ну, счастливо! — пожал разведчикам руку капитан Соколов. — Не отклоняйтесь от маршрута, будем следить.

Томительное ожидание. Сотни глаз, напряженно устремленных туда, где скрылся огонек винтокрылой машины. В штурманской рубке, поминутно поглядывая на часы, капитан следил по карте, рассчитывая, где вертолет.

— Этот маршрут мы составили заранее, — объяснил он, — чтобы по времени знать местонахождение разведчиков. Полет очень сложный. Видят они лишь под собой, в кружке от прожектора.

— А зачем Георгий Осипович взял с собой карабин?

Соколов улыбнулся.

— Арктика. Случись вынужденная посадка, придется им идти пешком к острову Новая Сибирь. Возможна тогда встреча с медведями.