Игорь Андреев - Приключения 1986

Но теперь ее неистребимый апломб все чаще раздражал его. Он стоял над пропастью, и с этой ошеломительной для него точки видения многое уже казалось иным. Его все чаще тянуло позвонить Рите, своей первой жене, с которой он расстался давным-давно. За это время она вновь вышла замуж, у нее родился ребенок, но раз в году он звонил ей и поздравлял с днем рождения. Он уже не помнил причину их развода. Они тогда были слишком молоды и горячились по-пустому, и кажется однажды, выходя из филармонии (концерты в филармонии! Неужели в его жизни когда-то было и такое?), она сказала ему фразу, которая его задела: «Я хочу, чтобы ты был похож на своих родителей». — «Всю жизнь считать каждую копейку? — насмешливо возразил он. — Нет, это не для меня». — «А как для тебя?» — «У меня должно быть все. Понимаешь?» — «Но для этого надо много работать, а ты этого не любишь», — осторожно вставила Рита. Он самонадеянно усмехнулся. «При моих-то способностях?» — Рита была для него слишком проста. Проста, бесхитростна и добра. А он в те годы, наверное, не нуждался в ее доброте.

Он позвонил ей и произнес севшим от волнения голосом:

— Рита, здравствуй, это я. Извини, что, может, не ко времени…

— Ты? — удивилась она. — Что-нибудь случилось?

— Почему ты так спрашиваешь?

— У тебя голос какой-то не такой… Говорят, ты опять поменял работу? На прежней тебя, конечно, не оценили?

— Конечно. А почему столько иронии?

— Нет, ничего, извини. Просто ты не меняешься.

— Ошиблась, — сказал он почти весело. — Я как раз на пороге больших перемен. Есть одна серьезная проблема, и если я ее одолею…

— То начнешь новую жизнь? — подхватила она.

— Начну! — ответил он упрямо, по обычаю искренне веря в то, что обещает.

Прозвенели, как тогда, в молодые годы, колокольчики ее заливистого смеха, и у него немного потеплело на душе. Но ненадолго. Время бежало, а он находился в цейтноте.

С женой разрешилось само собой. На второй день после «рекогносцировки» с утра лил дождь, похолодало, настроение у него было подавленное, казалось, что все напрасно, ничего не выйдет… Вечером жена объявила ему, что намерена устроить какую-то грандиозную вечеринку с приглашением необыкновенно нужных людей; он мрачно попросил избавить его от участия в ней, а когда жена надменно осведомилась, когда он перестанет бить баклуши и займется делом, он, не сдержавшись, наговорил ей колкостей. Слово за слово — разразился скандал, каких между ними еще не было. Разгневанная жена ушла к матери, заявив, что не вернется, пока не услышит мольбу о прощении.

Он был выбит из колеи, но. подумав, махнул рукой: нет худа без добра, теперь никто не мог помешать ему, и настал наконец решающий час. «Пора. Завтра ночью», — сказал он сам себе и ощутил, как учащенно и гулко заколотилось сердце.

4

Ночь выдалась студеной и звездной. По асфальту, гонимые осенним ветром, ползли сухие, скрюченные листья. Их мертвенный шорох действовал на него угнетающе. «Как на панихиду плетутся, сволочи», — зло отметил он, наглухо застегивая «молнию» куртки и закуривая, чтобы унять бивший его озноб. Сев в свои «Жигули», он развернулся и поехал по пустынным улицам к центру. В машине он немного согрелся и успокоился, лихорадка постепенно прошла. Не доезжая двух кварталов до дома Мальцевых, он остановился, отыскал телефонную будку и позвонил. Ответа не было. Он подождал минут десять и снова набрал номер. На этот раз тоже никто не ответил. Тогда он вышел из будки и поехал дальше.

Он поставил машину в узеньком, тускло освещенном переулке, достал из ящичка плоскую флягу с коньяком, сделал жадный глоток, чувствуя обжигающую влагу, и немного посидел, вслушиваясь в хрупкую ночную тишину. Потом стал быстро и умело собираться: натянул поверх кед капроновые чулки, надел перчатки из тонкой эластичной кожи, взял продолговатый электрический фонарь. Отмычки у него были на поясе, в небольшой сумке.

Около подъезда он посмотрел по сторонам и, убедившись, что на улице нет ни души, проскользнул внутрь. Здесь постоял, привыкая к полумраку — свет горел выше этажом, — опять напряженно прислушался, вдыхая устоявшийся запах плесени и пыли, а затем стал быстро и беззвучно подниматься наверх. На площадке пятого этажа лампочка была вывернута — он позаботился об этом еще днем. Переведя дух, он подошел к наружной двери, прижался к ней ухом и, удостоверившись, что ничего не слышно, быстро достал отмычки, включил фонарь и приступил к работе. Довольно скоро ему удалось отпереть замок. Он с облегчением вздохнул, потушил фонарь, убрал в сумку инструмент и бесшумно шагнул в черную бездну прихожей. Но, затворив за собой дверь, он физически, всей кожей, по которой вдруг забегали омерзительные мурашки, ощутил присутствие другого человека. Он инстинктивно затаил дыхание, и в ту же секунду в прихожей вспыхнул свет.

— Спокойно, Ермолин, — сказал Поздняков, приблизившись к нему и держа руку на пистолете под пиджаком. Сзади его крепко обхватил за локти другой сотрудник уголовного розыска. Из глубины коридора с видом радушного хозяина шествовал Дудин.

«Как глупо, — почти безучастно подумал Ермолин, обреченно опустив плечи. — Боже мой, как бездарно глупо…» И вдруг, как тогда на пустыре, словно что-то всколыхнулось в нем, и разом в голове сделалось легко и пусто, и все стало возможным.

— Берегись! — успел крикнуть Дудин.

Ермолин с придушенным воплем гибко присел и неудержимо рванулся вперед. Правая его нога стремительно взметнулась и отбросила Позднякова к стене. Тот ахнул от боли: удар пришелся по травмированной кисти. Второй сотрудник, потеряв равновесие, выпустил Ермолина из объятий, и он проворно прыгнул к двери. Но путь ему уже преградил Дудин. С гримасой отчаяния и гнева на побелевшем дергающемся лице Ермолин взмахнул увесистым фонарем. Дудин отвел удар, резко рванул тело Ермолина на себя, нанес ему встречный.

Ермолин издал короткий стон, выронил фонарь и, согнувшись, начал медленно оседать на пол. Тотчас же на его запястьях щелкнули наручники.

Как-то воскресным вечером к Дудину домой нагрянул Антошин. Снимая пальто, закричал с порога:

— Андрей, ты что с дедом Артюховым сделал? Ходит злой и, представляешь, трезвый! Чем все кончилось? Выкладывай.

Сидели на кухне, чтобы не беспокоить Танюшку. Ирина хлопотала у плиты. На сковородке вкусно шкворчало мясо. Антошин, принюхиваясь, мотал головой, удивлялся, глядя в рот Дудину: «Да ну? Смотри, куда повернуло!»

— Однако тип этот Ермолин, — сказала Ирина, доставая тарелки.

Дудин затянулся сигаретой и продолжал: