Мемориал августа 1991 - Андрей Александрович Прокофьев
Мемориал августа 1991 читать книгу онлайн
Эдуард Арсеньевич Калакакин жил совсем неплохо. Имел некоторые проблемы, но все же многого добился, двигаясь по служебной лестнице «Грядущего общества». Еще лучше шли дела у его бывшей жены Карины Карловны, и совсем хорошо у профессора психологии Смышляева. Только стало происходить что-то странное. Черно-белые люди в привычной обстановке, которые ведут себя, как дома. Да еще этот тип с рыжей бородой, потерявший в незапамятные времена свою корову. Следом за ним и сам сеньор Толстозадов, и уже трудно понять, где привычное «Грядущее общество», а где времена военного коммунизма.Содержит нецензурную брань.
– Что снова мощи священные увидал в каменном колодце. Помню я тебя дурака, как ты чуть не сгинул в херовой шахте. Косточки мучеников хотел достать – противно засмеялся Иван Васильевич.
– Ты не смейся Ваньша, пути господни неисповедимы. То, что костей там не было, еще не говорит, что супостаты не там расстреляли праведников из Новопреображенского монастыря – разозлился Ироним Евстратиевич.
На его лице, сморщенном от прожитых лет, имелась абсолютно козлиная бородка. Усы он тщательно сбривал, а маленькие тонкие пальцы украшал перстнями из золота. Еще имелся, как нетрудно догадаться, крест – изящно выполненной работы, который сейчас был спрятан под рубашку темного покроя, так как Ироним Евстратиевич больше не имел возможности носить служебное одеяние, виной тому был батюшка Питирим, а если точнее, то темные махинации самого Иронима, за которые он и был, извергнут из благоденствия, но потеряв сан, слава богу, не изменил своих убеждений.
– Ты все не веришь старый греховодник. Что же тогда ты испугался, когда сеньор Толстозадов приходил. После из церкви, выгнать тебя не могли, я даже думал; денег дашь на благое дело хоть с полмиллиона. Только хер от тебя дождешься – довольно эмоционально, высказался Ироним Евстратиевич.
Хотя на самом деле звали его Федя. Мамка называла Федькой, а Иронимом он стал опосля, но случилось так, что Федя исчез, а вот непонятный для многих Ироним прочно закрепился в сознании граждан, на радость бывшего Федьки.
– Пельмени ешь, сколько хочешь. Водку пей – не жалко. Девок с райцентра, если хочешь, привезу тебе в баньку, – а на церкву вашу не дам. Чтобы голытьба, за мои кровные, там успокоение получала – спокойно, обстоятельно ответил Иван Васильевич, после чего испугав Иронима Евстратиевича показал ему фигу из грязных пальцев, произнеся.
– Вот!!!
– Тьфу ты!!! Смотреть на тебя противно, что ты перед сеньором Толстозадовым хвостом крутил. Узнал, какая персона тебе нечестивцу честь оказала, а? – не унимался Ироним Евстратиевич.
– Ты Евстратиевич, вероятно думаешь, что пресвятая богородица Толстозадова сюда отправила или как? – не сдавался и Иван Васильевич.
– Может и не богородица, то мне знать неведомо. Только такие вещи без помощи и участия силы божественной не случаются. Так что задумайся на досуге – пафосно произнес Ироним Евстратиевич, закатив глаза и приняв ангельский вид.
– Так-то оно и божеское дело, дурак ты, за это и прогнал тебя Питирим – парировал Иван Васильевич, проглотив два больших пельменя и тут же опрокинув в себя полстакана водки.
– Ты это чего? На что намекаешь? Немедленно покайся!!! Власть наша, от бога идет. Божий промысел в ней веками заложен. Что говоришь, совсем из ума выжил, как я погляжу. Не успеешь оглянуться, как на Васю Зерножраева походить будешь!!! – испугался Ироним Евстратиевич и начал судорожно крестить воздух перед Иваном Васильевичем.
– Да прекрати ты, мать твою. Ладно, пошутил я. Нам с тобой грехов все одно не искупить, так что успокойся, все отвыкнуть не можешь, и Зерножраева мне не тычь – выжил из ума несчастный, обделается, все потеряет, а у него земли более моего будет.
– Да ты и не пробовал исповедоваться – утихомирил пыл Ироним Евстратиевич.
– Евстратиевич ты, я посмотрю самый что ни на есть дурак. Я перед тобою, считай, каждый божий день исповедаюсь, и с пельменями, и с курой жаренной, и с водкой, и с коньячком. Что тебе еще надо. Отпускай мне грехи, если силы имеешь, а нет, то и не вякай – с долей заметного возмущения произнес Иван Васильевич.
– То дело божественное, в церковь нужно и никак иначе – отрезал Ироним Евстратиевич, затем выдохнув для принятия водочки, добавил – Ты от чего в церкви язык в жопе держишь, то-то и оно, бог тебе не дружок Ироним – победным тоном закончил Ироним Евстратиевич.
–Ты откуда знаешь? Тебя в церкву батюшку Адриан все одно не пускает – не велено, а у меня тебе, чем не церква. Посмотри на иконы, вон в том углу и в молельне тоже бывал – насупился Иван Васильевич.
– Ты только Ваньша в молельне своей не бываешь.
– Тетка моя Ефросинья, да и сеструха Лариска – это их вотчина, что я еще туда лезть буду, каждый раз – угрюмо признался в грехе Иван Васильевич.
Ироним Евстратиевич многозначительно промолчал, осмотрелся по сторонам.
В большой гостиной имелась шикарная мебель. На полу дорогие ковры. Красивые шторы, современным манером отделанные потолки, при всем этом, было чисто, что не сочеталось с образом Ивана Васильевича. Но Ироним Евстратиевич хорошо знал, что здесь все вылизывает прислуга в количестве двух бабенок средних лет. Под руководством все той же Ефросиньи, которая к тому же делает и богоугодное дело, отгоняя охочего до бабьих прелестей племянника, на свое место. Хотя он сейчас свободен, но все равно, если нравится какая, то женись, а не пакости, не мальчишка давно.
– Так что ты говорил насчет своего очередного пророческого сна? – спросил Иван Васильевич, доев пельмени, смачно отрыгнув, но слава всевышнему, обошелся без трубного звука из нижней части туловища.
– Сон мне был странный, как наяву. Долго думал я и сейчас, еще к выводу окончательному не пришел. Снилось мне, что появился в нашем селе посланник самого сатаны. Понимаю я, что здесь он, а зачем не знаю. Ходит он, как у себя дома. Люди его за своего принимают, мнение хорошее о нем имеют. Он ведь это делать умеет, просто для него сие. На вид из себя пожилой, степенный, культурный. Говорит немного, но все по делу, обстоятельно. Я его вижу в настоящем виде, а граждане наши – нет. Он стоит, а за его спиной трубы огромной высоты из них дым черный валит. Гудит бесовая труба, что уши закладывает. Все быстро движется, грохочет. Металл, раскаленный по каналам льется и копоть жуткая. Адское пристанище за спиной его, и лицо его при этом другим становится – довольное, жесткое. Смеется он над нами всеми, забавно ему на нас людей божьих смотреть, когда за его плечами сама адская обитель грохочет. Еще люди там, много людей – все анчихристовы слуги. Бегают туда-сюда, кричат голосами мерзкими…
…Проснулся я, молился больше часа. Затем к тебе решил сходить, посоветоваться – закончил рассказ Ироним Евстратиевич.
– Чудно дело, ей богу. Я
