Ульмас Умарбеков - Клад у семи вершин

Устал он немножко, что и говорить, но это ничего, пройдет, это он без Зейнаб устал… Сила в руках есть еще… Он посмотрел на свои сухие, жилистые руки, на загрубевшие ладони и остался доволен: крепкий он еще, да. А что в боку покалывает — ерунда это. Вон у Саксанбая спина болит, а ничего, молодцом держится.

К ногам старика скатился сверху камень, потом послышался смех, разговоры — все повторилось в обратном порядке: геологи спускались вниз по склону.

Сердце у старика забилось встревоженно, он хотел — и не смог подняться с камня, где сидел.

— Ничего там нет, отец! — весело крикнул издали еще один из парней.

— Что, что? Как — нет?! — растерянно переспросил Назир, чувствуя холод в спине — будто сыпали ему на открытое тело белый мертвый снег.

— Ничего нет… — повторил и старший из геологов, Сабир. — Зря вы, отец, беспокоились, и мы зря приехали.

— Да я сразу не поверил, — продолжал парень помоложе. — Чтоб лежало так просто, рядом — приходи да бери! Ведь были здесь с Кадыровым не раз — уж нашли бы, если б что стоящее… Не беспокойте себя, не теряйте времени, отец, — вам-то что за польза от поисков наших?

Назиру сделалось жарко, кровь бросилась в лицо, он молодо поднялся — словно пружиной его подкинуло. Парни будто впервые увидели его выцветшие стариковские глаза, глубокие морщины на лице — и почувствовали силу, исходившую от этого человека, и еще то, что силу эту надо уважать.

— Польза мне какая? Откуда взял ты это слово? Здесь работал мой сын, здесь его дело недокончено!

— Не обижайтесь на нас, отец, — попросил старший, Сабир. — Но ведь сын ваш мог ошибиться, понимаете? Тогда металл дороже золота был, а он, на фронт уходя, никому не сказал о таком кладе. Значит, сам не уверен был — как думаете?

Назир испугался такого поворота разговора. Он не хотел, чтобы геологи ушли, ничего не найдя, и, поборов горечь и обиду, спросил с надеждой:

— Может, прибор ваш ошибся?

— Что вы, отец! Человеку, придумавшему наш прибор, Ленинскую премию дали!

— С ним мы будто сквозь землю видим! — подхватил второй парень. — Это сын ваш ошибся, ясное дело, так что пошли мы. Какой матч пропустили, да, Сабир? — и все зря!

— Ты камни взял?

— Взял, взял… Ну что, отец, идемте?

Назир сделал несколько шагов вслед за геологами, потом остановился, нагнулся, поднял камень, тот, что скатился к нему сверху и сказал этим о возвращении геологов, сдул с него зачем-то пыль…

— Турсун мой, Турсун, сынок… — то ли сказал, то ли простонал он… Посмотрел вслед геологам — они стояли, спустившись немного, ждали его. Старик помахал им рукой — идите, мол, я еще тут побуду. Парни рассудили, видно, что кишлак рядом и оставить старика одного можно, — помахали ему на прощанье и двинулись дальше.

— Вот и повидался с сыном… — горько сказал себе Назир, вернулся не спеша к тому камню, где ожидал возвращения геологов, сел.

Солнце уже уходило за гору и подкрашивало багровыми своими лучами листья чинары, но с каждой минутой они темнели и темнели. Завели свою вечернюю песню кузнечики, птица неслышно пролетела над головой старика, уселась на ветку чинары и вдруг снялась, захлопала крыльями и скрылась. От пастбища донеслось протяжное блеянье.

Старик не любил теперь это время дня, и особенно не любил встречать закат в дороге или в незнакомом месте. К вечеру люди возвращаются домой, над кишлаком тянутся дымки, хозяйки готовят ужин… В такое время хорошо быть в семье, видеть хлопоты жены, слышать разговор сына, радоваться проказам внуков…

Старик сидел пригорюнившись на камне, думал свои невеселые думы и не видел ничего вокруг, даже руки его, бессильно лежащие на коленях, казались ему чем-то чужим, неживым. Спряталось солнце, начало темнеть, а он все сидел и сидел без движения, словно еще раз потерял единственного своего сына.

Из забытья вывел его дробный стук копыт, кто-то приближался со стороны пастбища. Всадник проехал было мимо, но крик его: «Назир! Где ты, Назир?» — заставил старика подняться, отряхнуть чапан и выйти на открытое место.

Подъехал Сафар.

— Где пропадаешь, Назир? Ищем тебя, Утан — в кишлаке, я — здесь. Садись-ка со мной!

— Ты слышал?..

— Да, сказали твои геологи, проходили мимо и сказали.

— Я очень верил, знаешь, Сафар. Оказывается, металл здесь, слыхал? Турсун, оказывается, оставил план металла…

— А это знаю. Давай садись, поехали!

— Нашелся, слава аллаху! Как перепугал нас всех! — так встретила Назира у юрты жена друга его Сафара. — Обед уже остыл!

Вернулся Утан, с ним пришла Зулейха. Увидев деда, бросилась к нему, обняла, заплакала.

— Не плачь, девочка моя… Не плачь… — тихонько повторял Назир, гладя ее волосы и по-своему понимая ее слезы. — Отец твой не стал бы зря план рисовать. В этот раз не нашли — другие придут, найдут. Правда, Сафар?

И Сафар не мог не ответить:

— Как же не найти, если есть, — куда деваться может?..

Прошел месяц. Дважды ездил за это время в Ташкент старый Назир и оба раза возвращался ни с чем. И управляющий и Кадыров были в командировке, а с теми геологами, что приезжали уже в кишлак, Назир встречаться не хотел: бумагам сына он доверял больше, чем непонятным приборам равнодушных, как ему показалось, парней.

Поездки Назира, досада, усталость и разочарование, остававшиеся после них, беспокоили друзей старика.

— Скажу тебе откровенно, — начал однажды Саксанбай. — Ты прав по-своему: как не думать о сыне и деле его, — я бы на твоем месте так же беспокоился бы, наверное. Но геологам этим верить надо, что поделаешь, друг. Они ученые ведь, и прибор мудреный носят с собой — сам же мне рассказывал. И если они говорят, что нет ничего у Семи вершин, — действительно, значит, нет. Пойми, у них ведь своя выгода в этом деле: думаешь, они не хотят клад найти? Не мучай ты себя — знаешь, как говорят, на нет и суда нет. Хлопотами и поездками только себя загонишь, но металла в горе от этого не прибавится ведь…

И Зулейха, внучка, ласково уговаривала деда не ездить больше в Ташкент, не утомлять себя.

Старик слушал — и будто соглашался с ними, кивал покорно головой и не возражал. Но в глубине души продолжал верить: раз оставил его Турсун план металла, значит, металл есть. Только постараться отыскать надо. Потихоньку он снова начал готовиться к поездке в город, — может, начальники вернулись уже из командировок? Но получилось иначе.

Однажды утром Назир пил чай в тени у своего арыка. Вдруг послышался шум машины, и появился Утан, а следом за ним вошли во двор еще двое. Старик сразу узнал Кадырова и старшего из тех двух парней, что приезжали с прибором, — Сабира.