Юрий Тарский - Искатель. 1968. Выпуск №1

Я снова беру старшину на руки. То на плече, то на руках, все равно груз двойной, даже противотанковая мина может не выдержать.

Да, совсем забыл, ракеты. Надо дать сигнал. Я достаю из кармана старшины ракетницу и выпускаю две зеленые, одну красную.

Ракеты догорают. Я снова совсем один в этом темном мире. Теперь мне уже никак нельзя подорваться. Нас двое. И тогда ни один не дойдет.

Противотанковые мины нормальные саперы ставят в шахматном порядке. Это я знаю. А вдруг их ставил сапер-шутник, что тогда? Не повезло один раз, может не повезти и другой. Правда, есть теория вероятностей, но к черту теорию вероятностей. Бог не выдаст, свинья не съест. Но подорваться я сейчас просто не имею права…

Дышу уже, как паровоз, но не могу дышать тише, не могу перевести дыхание. Скоро не смогу двигаться.

А в голове надсадно гудит привычное, знакомое донельзя: «Командир корпуса приказал…» Я иду, повторяя эти строчки, они текут, отсчитывая пройденные метры и прошедшее время.

Я перемещаюсь, как самый настоящий канатоходец. Поднял ногу, осмотрелся, аккуратно поставил ее, переместил груз на другое плечо, снова поднял ногу… И так до бесчувствия… Зачем тут столько мин? Столько металла загнали в землю. Наверное, не один год придется потом разминировать… Я останавливаюсь, переваливаю Сычева на правое плечо.

Как хорошо стоять на одном месте, просто стоять, никуда не двигаясь! Начинается подъем. Двигаться нестерпимо трудно. Но ведь и минное поле должно кончиться на подъеме…

Последние метры я беру уже одним дыханием. Добираюсь до пригорка и падаю прямо на траву.

Я кладу под голову Сычева свою плащ-палатку и ползу вперед. Палка с готовностью уходит в рыхлую землю. Ничего постороннего там нет.

Ну что же, будем, считать, что мины позади. Можно идти спокойнее.

Я вынимаю любимый кортик старшины. Он липкий от крови.

Вырезаю две длинные палки — ножик острый, прекрасно режет, натягиваю на палки плащ-палатку и впрягаюсь в эти носилки. Так на Карпатах переносят раненых.

Теперь и вверх по склону не так тяжело ползти. Гораздо легче, совсем легко по сравнению с тем, когда я шел по минному полю. При каждом шорохе я опускаю носилки, останавливаюсь и хватаюсь за пистолет.

Но, таких остановок становится все меньше и меньше. Я иду как хорошая лошадь: размеренно, спокойно, уверенно… И вдруг:

— Стой! Кто идет?

Голос негромкий, нерусский. Какое-то странное произношение.

Я резко сворачиваю в сторону, будто меня ударили, оттаскиваю носилки, благо тут же рядом куст.

Лежу молча с пистолетом в руке.

— Стрелять буду! — добавляет голос. И я слышу лязг автомата.

Тогда я решаюсь:

— Свои, свои, не стреляй!

Получилось больно уж жалобно. Выстрелит на голос или нет?

— Кто свои, отвечай!

— Офицер связи из корпуса.

Посмотрим, что они теперь скажут. Я молчу. Там долго перешептываются, и уже другой голос, совсем молодой, шипит:

— Фамилия?

Молчу.

— Фамилия?

Снова молчу. Тогда заговаривает тот, первый:

— Это Азнаур, знаешь меня?

— Азнаур! — кричу я. — Конечно, знаю. Я Лопухов, я тебя знаю…

Как же я по голосу не определил дивизионного разведчика, единственного рыжего грузина, виденного мной за всю жизнь!

Я выбегаю на тропинку, кидаюсь к нему в объятия. Свои, свои, Азнаур, я дома!

— Ложись! — рявкают сзади.

Разом две ракеты, и пулеметная очередь. Не спят, гады! Но ничего, теперь я у своих.

И вот я уже сижу рядом с Азнауром, и вот уже два солдата бережно забирают Сычева, и я жадно глотаю крепкий чай из котелка, и меня ведут в ближайший штаб полка.

Только сейчас чувствую, как я устал. Ноги как деревянные колоды, еле-еле могу переставлять их. Сами они уже не идут. Но я стараюсь идти быстрее, совсем быстро, чтобы только успеть.

Я плохо вижу и плохо соображаю, что происходит вокруг. Только знаю одно: время идет, шифровки лежат, а боевой приказ пока что у меня лишь в голове. Мы вскакиваем в старенькую штабную машину и мчимся куда-то дальше по извилистой лесной дороге.

Перед глазами мелькают контуры деревьев, машина виляет, как змея, протискиваясь сквозь кусты и высокую траву.

Шофер осаживает резко, так что мы чуть не падаем друг на друга.

Приехали. Я выскакиваю и оглядываюсь. Вот эту самую вершину показывал мне Сычев. Когда это все было? Вчера? Нет, еще сегодня. Сколько времени! Мои трофейные часики приказали долго жить — стекло разбито, нет секундной стрелки. Я завожу их просто так, по привычке, всматриваясь в тускло фосфоресцирующий циферблат.

— Ну что же, будем знакомиться. Майор одинокое, начальник штаба дивизии.

На правой руке майора, которую я сжимаю, нет двух пальцев.

Я спускаюсь за ним в землянку и сразу же выпаливаю: — Товарищ майор, разрешите доложить боевой приказ штаба корпуса.

— Давайте, — говорит майор, усаживаясь за небольшим складным столиком. — Мы ведь вас уже третий час ждем. Давайте.

Наконец-то я могу выбросить из памяти, передать другому то, что держал почти целый день, повторяя почти ежеминутно. Я боюсь сбиться, говорю не очень внятно, скороговоркой. Майор часто останавливает меня, переспрашивает, записывает.

— Теперь слушайте, — говорит он.

Он читает по бумажке, а я напряженно слушаю те самые слова, что заучивали мы со старшиной, что я зашифровывал сегодня, слова запомнившегося теперь навек боевого приказа. Вроде все верно.

— Хотите проверить, сличить с шифровкой?

— Так точно, товарищ майор.

Он достает из-под лавки знакомую мне по виду потертую сумку и сразу переходит на «ты».

— Вот твои документы, располагайся, работай. Я при этой сумке вроде часового существовал, как лорд- хранитель. Окунев только мне отдал. Хороший парень ваш Окунев, жаль его.

— Сильное ранение, товарищ майор?

— Да, рана нехорошая.

Майор стоит минуту молча, о чем-то думает. Потом он проводит рукой по лицу, словно смахивая ненужные мысли.

— Вот тебе срочные телеграммы, начинай работать. Землянку твоих коллег засыпало, так что располагайся у меня. Я буду в оперативном отделе. Если надо — позови. А за телеграммами я пошлю офицера связи.

Он выходит, и я слышу приказ: собрать всех саперов — ив лощину. Готовить дорогу танкам. Времени хватит. Им времени хватит. А мне?

Я быстро проверяю все главные места боевого приказа — время наступления, координаты, наименования частей. Все верно.

Выскакиваю из землянки. У входа — часовой, за ним неясно темнеет еще одна фигура. Это офицер связи.

— Доложите майору, что все правильно, — говорю я и возвращаюсь в землянку.