Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин

Голос усталый, равнодушно–спокойный:

— Я тоже так считал и надеялся… Провожала — на шее висела. А мы в море не ушли в тот день. Вернулся домой, в спальне на кровать прилёг, решил немного отдохнуть. Пришла жена с двумя подругами. Уселись на кухне за чаем, начали делиться секретами, кто с кем да как…Тогда и узнал всю правду и много нового о себе. И какой я плешивый, и что в постели не так хорош, как те, и ещё всякую пакость. Выбежал из спальни, кричу: «Суки, прошмондовки, курвы…». Они чуть в обморок не упали, не ожидали меня увидеть. А уж как моя бежала следом: «Гоша прости, Гоша, Гоша!». Не простил я. С тех пор, вот, и живу в этой каюте бобылём… А ты говоришь… Стервы они все по моему глубокому убеждению.

Рядом со строевой частью роскошная каюта командира дивизии подводных ракетоносцев контр–адмирала И. И. Щербакова. О каюте этой и её жильце ходили легенды, рассказываемые с особым пристрастием и юмором на полубаке «Невы», где моряки с разных лодок собирались перед отбоем покурить, потравить анекдоты.

Итак, легенда первая. Назовём её «Метод воспитания».

В начале августа К-136 вернулась на Камчатку после капитального ремонта во Владивостоке. Стояла жаркая погода, солнце палило немилосердно. Заметая клёшами пыль, по улицам Лахтажного бродили, обмахиваясь бескозырками, редкие матросы.

Кстати, название посёлка происходит от слова «лахтак» — тюлень.

В магазинах томились скучающие продавцы. На почте, в сберкассе, в полупустой конторе коммунальщиков изнывающие от безделья работники лениво перебирали бумаги.

В столь знойный день контр–адмирал Щербаков вышел из штаба эскадры взмокшим от пота и не в лучшем расположении духа. В ушах ещё звенели слова комэска: «Вы сделали для себя выводы?».

Откуда в штабе пятнадцатой эскадры подводных лодок стало известно о неудачной погрузке боезапаса на сто двадцать девятую? Гадать, видимо, не стоит. Когда торпедой шарахнули по корпусу лодки, начштаба Потапов находился на верхней палубе плавбазы, откуда пирс как на ладони.

После раздолбона у командующего хотелось бросить всё к чертям собачьим, скинуть порядком надоевший мундир и окунуться в студёные волны Тарьи. Потом долго млеть на горячем песке, ворочая прутиком маленького крабика. Можно, лёжа в тени гранитных скал, не торопясь прихлёбывать пиво под шум прибоя. Или, закрывшись от солнца чёрными очками, читать детектив, время от времени делая глоточек–другой из плоской коньячной бутылочки. А можно просто рыться в песке, радуясь найденной в нём причудливой раковине или позеленевшей старой монетке. Много ещё чего можно. Уволиться с флота и уехать в сибирское село Пихтовку, где остался отцовский добротный дом, рубленный из лиственницы, большой огород, а главное, душистая, пахнущая смольём банька.

Комдив представил себе холёную репу Потапова, расплывшуюся в губастой улыбке при известии об увольнении Щербакова, и громко хлопнув дверцей «Волги», буркнул:

— Не дождётесь…

Водитель, молоденький мичманок, удивлённо вытаращил глаза:

— Не понял, товарищ адмирал…

— Да это я не тебе, Коля… Давай, погоняй в дивизию. Ух, и духотища! Сейчас бы пивка холодненького да в душ поскорее…

— Нет проблем, товарищ адмирал. Предвидел, что вам пива захочется в такую жару. Вот, возьмите… Холодненькое.

И шофёр протянул Щербакову бутылку его любимого «Жигулёвского».

На палубе плавбазы, нетерпеливо дослушав доклад дежурного офицера лишь до слов «происшествий не случилось…», он согласно махнул рукой и торопливо прошагал в свою каюту. Здесь чуть слышно жужжал вентилятор, на столе лежали свежие газеты, а в холодильнике Щербаков нашёл графин с ароматным апельсиновым соком, презентованным по знакомству заведующей продмагом. Щербаков жадно выпил сока, снял мокрую сорочку и в изнеможении упал на обтянутый кожей старинный диван, протёртый и кое–где облезший, доставшийся в наследство от бывших капитанов «Невы».

— Ну, всё, дома… Сейчас принять душ. Смыть с себя не только пот, но и ту гадость, в которую окунулся в штабе эскадры. Ну, Потапов! Ну, кот Леопольд! Подлый трус! Исподтишка кусаешь, гнусный стукач!

Щербаков вспомнил разнос в кабинете вице–адмирала Гонтаева, его резкий окрик: «Вы сделали для себя выводы?».

Командующий, конечно, вспыльчивый человек, но отходчивый. Не впервой получать от него взбучку. Всегда проносило. Пожалуй, и на этот раз пронесёт. Хотел бы снять с должности, снял бы…

Поразмышляв так, Щербаков полежал, немного отошёл от перипетий такого трудного дня, и чтобы совсем успокоиться, заглянул в бар буфета. Нашёл аллюминиевую баночку, бережно хранимую с лейтенантской поры, когда ещё штурманил на «эске» — дизелюхе. Отвинтил пробку и плеснул в стакан немного «шила» — не разведённого, чистого, медицинского спирта.

— Ну, — сказал он своему отражению в зеркале, — начштаба не выдаст, комэск не съест.

Теперь выдохнуть, одним глотком опорожнить стакан, задержать дыхание и шумно выдохнуть. Процедура, всем морякам хорошо знакомая. Внутри всё обожгло, дыхание перехватило, и Щербаков привычно схватился за кран. Запить спирт глотком воды и всё будет нормально. Щербаков покрутил вентиль, лихорадочно подставляя стакан под кран. Воды не было. С вытаращенными глазами он заметался по каюте, чувствуя, что задыхается. Вспомнив о соке, схватил спасительный графин.

— Фу-у… Так запросто можно и концы отдать…

Отдышавшись, адмирал позвонил в дежурную часть плавбазы.

— Старшину команды трюмных машинистов — ко мне!

Не прошло и минуты, как в каюту влетел перепуганный мичман.

— Товарищ контр–адмирал! Мичман Сивоконь по вашему приказанию…

— Как тебя звать, Сивоконь? — перебил его Щербаков.

— Василием, товарищ контр–адмирал…

— Родом откуда?

— Из Красноярского края, товарищ контр–адмирал.

— Вот как! Земляки мы, стало быть, Вася Сивоконь. Я тоже красноярский. За это выпить надо, Вася!

Щербаков достал заветную фляжку и набулькал пол стакана. Бедный мичман, не веря в чудо иметь своим другом комдива и вот так запросто хлестать с ним «шило», заупрямился:

— Не могу, товарищ контр–адмирал. На службе я, не положено…

— Товарищ мичман! Я приказываю вам выпить!

— Я не смогу столько, товарищ контр–адмирал!

Мичман держал стакан, не решаясь пить.

— Я вам приказываю выпить, мичман Сивоконь!

— Есть выпить!

Примерившись, Сивоконь жахнул стакан. Выпучив глаза, мгновение смотрел на Щербакова взглядом бешеного бабуина, издыхающего от жажды в пустыне, и кинулся к бронзовому крану. Он судорожно вращал вентиль, стучал по пустому бачку умывальника, но воды не было. Всего одного глотка воды. Секунду–другую мичман смотрел на комдива с надеждой на спасение, и вдруг пулей вылетел из каюты. Щербаков с хохотом повалился на диван.