В Травинский - Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

— Как хотите.

— Ну, я подумаю над твоим предложением. — Зловеще скривившись, он пошел на свою половину острова.

К вечеру он все-таки собрал соли; в ней было на три четверти песку. Я добыл две макрели, одну дал ему. На этот раз мы сидели поодаль друг от друга на коралловых глыбах и ужинали. На его зубах скрипел песок. Моя соль была совсем чистая, я добывал ее так: обмакну рубаху в лагуну, высушу, а потом потру в руках, и кристаллики соли падают на кусок парусины. Так я выпарил граммов десять соли.

— Где ты берешь такую прекрасную соль? — не выдержал Ласковый Питер. — У меня — чистый песок. После этого острова мне придется ставить золотые коронки на все зубы.

Но соли у меня он не попросил, а стал сдувать песок с мяса, посоленного своей смесью.

После ужина, развалясь на песке, он пустился в рассуждения:

— В этом мире должны жить только сильные люди. Все остальные или работают на них, или уничтожаются. Как в лагуне! Там сильный, наделенный преимуществами, побеждает слабого.

Я невольно посмотрел в прозрачную воду, как будто освещенную из глубины зеленоватым светом. Пронеслась небольшая акула, разогнав рыб-попугаев, двухметровая барракуда ухватила желтую рыбу и скрылась в расщелине.

— Это жизнь, — сказал Ласковый Питер, кивнув на воду.

В глазах у него я увидел жесткий блеск, рука его сжала кусок коралла и как бы с сожалением отбросила в сторону.

Я молчал в замешательстве. Я понимал, что он неправ, что люди не должны относиться друг к другу, как звери, но не мог найти подходящих слов, чтобы убедительно возразить ему. И тут я вспомнил свою вожатую из воронежской школы, Валентину Николаевну, и ее слова:

“Пионер, ребята, это человек, который борется за самое хорошее на земле. А хорошее — это правда, дружба, равенство всех людей. Нелегко бороться за наши идеалы. На земле появились страшные звери — фашисты…”

И я подумал:

“Вот он сидит с тобой, этот фашист, ест твою рыбу и хочет из тебя сделать такого же фашиста”.

Ласковый Питер спросил:

— Я вижу, что ты начинаешь понимать меня?

— Да. Мне надо было убить вас в первый же день!

— Тогда была честная борьба, и ты был бы прав. Правда, я несколько погорячился. Пойми сам: потерять такой корабль, столько денег. Проклятый штурман! Он посадил на камни мой “Орион”. Счастье этого негодяя, что он утонул, а не то перед тем, что его ожидало, зубы акулы показались бы ему щетками для массажа. Мне приходилось видеть, как за меньшую вину с таких молодцов, как У Син, сдирали кожу.

— Напрасно вы так на У Сина. Он был хороший человек!

— Ты в этом уверен?

— Да! Он не стал бы губить столько людей и такой корабль. Зачем это ему было делать?

— Ты не знаешь красных. Ах, я и забыл, ты ведь тоже такого же цвета! Мне передавали, что он шептался с тобой. Интересно, о чем это? — Он помолчал, насмешливо глядя на меня, затем, вздохнув, продолжал: — Мне давно было известно, что вы оба красные, но я щадил и его и тебя. И вот к чему привела моя доверчивость. Особенно тяжело мне, что я встречаю такую черную неблагодарность. И со стороны кого? Своего юнги! Которого я намеревался сделать человеком и любил почти как сына, в душе, конечно. Не хмурься, мой мальчик, я прощаю тебя. А сейчас следует подумать и о ночлеге. Я думаю, что сегодня, после такого мирного ужина, мне не следует оставлять тебя одного. Советую прогуляться перед сном и принести мое одеяло, оно пригодится тебе ночью.

Я схватил острогу и стал перед палаткой.

— Уходите! — крикнул я. — Вы все врете! Я не верю вам. Уходите лучше!

Он поднялся, с опаской обошел меня. Остановился, недобро усмехаясь.

— Ты опаснее, чем я думал. Только помни: за меня ты поплатишься головой. Тебя, в лучшем случае, повесят, как пирата.

— Никто не узнает. Акулы спрячут вас в своем брюхе.

— Ты положительно делаешь успехи. — Он пошел, время от времени оглядываясь и чему-то усмехаясь.

И все-таки в тот день мне удалось добыть огонь. Произошло это совершенно случайно, без каких-либо усилий с моей стороны.

Увидев, что капитан “Ориона” бродит возле канала в поисках орехов, я крадучись отправился на его территорию. Там я оставил очень красивую раковину, золотисто-желтую, с черными пятнышками: я нашел ее в первый день на мелководье, и она должна была лежать где-нибудь возле коралловой глыбы.

Раковину я так и не нашел: наверное, Ласковый Питер бросил ее в лагуну, — зато захватил несколько осколков стекла, чтобы отшлифовать древко остроги. Среди них было выпуклое донышко бутылки или баночки из очень чистого стекла. Вернувшись на свою половину острова, я стал скоблить древко остроги, радуясь, что дерево становится красивым и гладким. Донышком скоблить было неудобно, и я хотел было его разбить на несколько частей; применяясь, как бы это лучше сделать, я неожиданно вспомнил о лупе — подарке отца, лупа была немного больше, чем это донышко, но почти такой же формы.

“А что, если?..” — подумал я и повернул осколок к солнцу. На моих штанах появилось ослепительное пятнышко, скоро от него пошел дымок тлеющей ткани.

Редко в своей жизни, полной случайностей, я чему-нибудь радовался больше, чем этой дырке на своих единственных штанах.

Недолго думая я собрал ворох кокосового волокна, скорлупы, и костер запылал.

Я сидел у огня и пировал. У меня на “столе” была жареная рыба и кокосовый орех, по вкусу схожий с лимонадом.

Внезапно мой ужин нарушило появление Ласкового Питера. Он появился, еле переводя дух. Отдышавшись, сказал, не скрывая досаду и зависть:

— Мне показалось, что за нами приехали.

— Никто не приезжал.

— Как же ты добыл огонь, неужели трением? Этого не мог сделать еще ни один европеец!

— Трением, — ответил я, прикладываясь к ореху и не спуская с него глаз.

— Удивительно, как это тебе удалось. Надеюсь, ты покажешь мне на досуге. — Он такими глазами смотрел на жареную макрель, что я протянул ему шашлык.

Наевшись и напившись, этот человек, не сказав ни слова благодарности, набрал полную скорлупу горячих углей и быстро зашагал восвояси. В этот вечер у него долго горел костер, он что-то жарил и ел — наверное, улиток или ракушки. А я при свете костра осторожно медным гвоздем обкалывал и обтачивал куском коралла острые кромки своей лупы, прикидывая, что буду делать завтра. Но долго ничего интересного придумать не мог, кроме рыбной ловли и неизбежного приготовления пищи.

В лагуне плеснула рыба или кальмар. Я поежился, представив себе, какая жуткая темнота стоит сейчас там, какие страшные чудовища поднялись из глубины, выплыли из расщелин и зарослей.