Клайв Касслер - Огненный лед

Сильные руки ухватили Остина за ворот пиджака и вытащили из холодной воды. Он протер глаза и увидел, что очутился в тридцатифутовом баркасе. Дюжина парней во флотской форме с черными галстуками дружно налегала на весла. Петров, растянувшийся рядом, вяло помахал Курту. Рана у него на голове кровоточила.

— Сэр, вам помочь? — спросил молодой человек, сидящий у румпеля на корме.

Поверх белой формы у него был еще длинный черный китель с медными пуговицами, черный же галстук и матросская шапка.

— Нет, я только промок немного. Спасибо.

Рулевой протянул руку:

— Джош Слейд, вахтенный офицер с «Конститьюшн». Мы увидели, что вы в воде.

Он указал на «Железнобокого», до которого оставалась всего сотня метров. Высокие мачты фрегата сияли в лучах прожекторов.

— Курт Остин из Национального агентства подводных исследований.

Слейд посмотрел на него как-то странно.

— И что у НУПИ за дела в Бостонской бухте?

Курт провел рукой по лицу. Оказалось, что после купания накладной нос безнадежно съехал вбок. Остин выбросил его за борт.

— Долго рассказывать, — покачал он головой. — Что с моим другом?

— Кровотечение остановилось. На борту ему окажут помощь.

На яхте Разова по-прежнему играла музыка. Остин надеялся, что у Кэллы и Ломбардо все хорошо. Моторки с вооруженными преследователями больше не показывались, однако наверняка они где-то поблизости.

— Вы разглядели лодки, которые шли за нами?

— Видели краем глаза. Они были совсем рядом, но сразу убрались. Мы так и не поняли, почему они вам не помогли и куда потом делись.

— Повезло нам, что вы тут оказались. До берега плыть далековато.

— Пожалуй. «Конститьюшн» обычно отходит от стенки всего раз в год, в День независимости, но сегодня у нас как раз ночной тур. Артиллеристы устроят салют — двадцать один залп. Губернатор штата и мэр договорились с начальством. А что случилось-то? Вы вроде от кого-то убегали, а потом лодка просто ушла под воду.

Остин не стал темнить.

— Мы убегали с вечеринки на яхте. Те лодки, что вы видели, потопили нашу. Погиб рулевой.

Слейд посмотрел на Остина как на сумасшедшего.

— Мы не слышали выстрелов.

— У них были глушители.

— Вообще-то вспышки я видел, но подумал, что это фотоаппараты… И кто они? — спросил Слейд, затем тут же, не дожидаясь ответа, воскликнул: — Ой! Я сейчас.

Баркас прошел точно под кормой, где красовался белый орел и название фрегата. Слейд подвел лодку на шлюпбалки, торчащие над водой, словно деревянные руки. Гребцы вынули весла из уключин и установили их вертикально, а потом закрепили спущенные концы. Лебедки мигом подняли баркас до уровня палубы.

Петрову помогли перебраться на борт. Впрочем, русскому стало лучше, и он уже мог идти самостоятельно, опираясь на плечи моряков. Из спасжилетов соорудили подобие матраса, чтобы раненый не лежал на твердой палубе. Тем временем кто-то протянул Остину китель, и он с радостью надел его вместо мокрого пиджака.

Слейд сунул шапку под мышку. Он был чуть старше двадцати, темноволосый, ростом за метр девяносто, с прямой спиной и точеными чертами — словно сошел с плаката, зовущего рекрутов на флотскую службу.

— Добро пожаловать на борт «Железнобокого», старейшего из действующих парусных кораблей, который к тому же по-прежнему числится в составе ВМФ США.

В голосе юноши звучала гордость.

— Итак, срывайте старый флаг! Не раз, врагам на страх… — продекламировал Остин.

— Он развевался высоко в гудящих небесах,[13] — с улыбкой подхватил Слейд.

Этими строками начиналось стихотворение Оливера Уэнделла Холмса «Железнобокий», после публикации которого славный фрегат так и не решились отправить на слом.

— А вы, я вижу, знаток истории флота.

— Я знаю, что он сражался с берберийскими пиратами, а потом, в тысяча восемьсот двенадцатом, попортил немало крови англичанам. «Конститьюшн» не проиграл ни одного поединка, а ядра английского фрегата «Геррьер» отлетали от его бортов, словно те сделаны из стали. — Остин окинул взглядом длинный бушприт, аккуратные ряды пушек на верхней палубе и грот-мачту, что уносилась вверх на двести двадцать футов. — Такой почтенный возраст — а как роскошно выглядит!

— Спасибо. Мы очень гордимся, что «Железнобокий» все еще на плаву. Его ведь построили в тысяча семьсот девяноста седьмом тут, неподалеку. Вообще-то борта у него — из виргинского дуба. Толщина корпуса у ватерлинии — двадцать пять дюймов. Всю медную оснастку и колокол делал Пол Ревир… Простите, я не хотел читать лекцию, просто мы в нем души не чаем. — Юноша смутился. — Надо скорей связаться с береговой охраной и сообщить, что на борту раненый. — Слейд порылся в карманах кителя и нахмурился. — Черт, должно быть, выронил телефон, когда спускали баркас. Хорошо, что у нас есть рация для связи с буксиром. Сейчас попрошу ребят вызвать береговую охрану.

Курт подошел к растянувшемуся на палубе русскому, которого кто-то укрыл куском парусины. Рядом стоял один из матросов.

Остин опустился на колени.

— Ну как дела, товарищ?

Петров застонал.

— Голова раскалывается. Она у меня квадратная, вот пуля от угла и отскочила. Ну почему, едва я к тебе подберусь, меня сразу же то взорвут, то подстрелят?

— Не везет тебе. Кажется, Разов принял мои слова близко к сердцу. Мне жаль, что твой человек погиб.

— Да, жаль. Хороший был парень, даром что хохол. Впрочем, он знал, что работа опасная. Его семья не будет ни в чем нуждаться.

Остин велел русскому отдыхать, а сам отошел к мощному фальшборту, который опоясывал верхнюю палубу на высоте подбородка. Пока он осматривал бухту, вернулся Слейд.

— Задание выполнено. Буксир свяжется с береговой охраной и полицией, нам пришлют врачей. Как себя чувствует ваш приятель?

— Жить будет. Полдюйма вниз, и мозгов бы у него поубавилось.

— Он тоже из НУПИ?

— Нет, он из Сибирского управления по борьбе с сельскохозяйственными вредителями.

Моряк снова посмотрел на него чуть озабоченно.

— И что он делает в Бостонской бухте?

— Борется с вредителями, что же еще?

Слейд заметил, что Остин разглядывает пыхтящий у кормы фрегата буксир, и стал объяснять:

— Буксир вывел нас из дока и должен оттащить подальше, чтобы мы подняли парус. Мы планировали пройти немного самостоятельно, покрасоваться перед камерами, а потом встретиться с буксиром и возвращаться к месту стоянки.

Курт его не слушал. Он напряженно вглядывался в темноту, в которой снова ворчали моторы. Звук приближался, а вскоре замелькали и светлячки выстрелов.