Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Однажды он услышал ее смех. Он знал, что это она – звук был сочный и напоминал то, что он увидел в ее глазах.

Наконец женщины закончили возню с едой и горшками, и ума подвела девушек. Шон встал и заметил, что Катрина высока и плечи у нее как у мальчика. Когда она шла к нему, ее юбки на мгновение облепили ноги, и он увидел, что ноги у нее длинные, но ступни маленькие. Волосы темно-рыжие и связаны сзади в огромный пучок.

– Медведь-драчун, – сказала ума, взяв Шона за руку, – позволь представить тебе мою невестку. Генриетта, вот человек, который едва не убил твоего мужа.

Ян Паулюс фыркнул в своем кресле, и ума рассмеялась, ее грудь весело заколыхалась.

– А это моя младшая дочь Катрина. Ты видел ее вчера вечером.

«Я ей нравлюсь». Ее пальцы в его руке – длинные, с квадратными подушечками.

Шон рискнул улыбнуться.

– Без нее я бы истек кровью, – сказал он.

Она улыбнулась в ответ, но не губами.

– Вы хорошо переносили боль, минхеер.

– Хватит, девочка, – резко сказал упа. – Иди сядь рядом с матерью. – Он снова повернулся к Шону. – Так я рассказывал тебе об этой лошади. Я сказал тому малому: «Она не стоит и пяти фунтов, не говоря уж о пятнадцати. Посмотри на ее голени. Они тонкие как спички». Тогда он говорит, отвлечь хочет, понимаешь? Говорит: «Пойдем, посмотри на седло». Но я-то видел, чего она стоила.

Тонкая ткань блузки едва сдерживала бурные движения груди девушки. Шон подумал, что никогда не видел ничего более удивительного.

Рядом с костром на козлах установили стол; все наконец перешли к нему. Упа произнес молитву. Шон смотрел на него сквозь ресницы. Борода упы дергалась, когда он говорил, и в одном случае он стукнул по столу кулаком, чтобы подчеркнуть перед Всемогущим значение своих слов. Его «аминь» прозвучало так громогласно, что Шон едва сдержался, чтобы не зааплодировать. Упа утомленно сел. «Аминь», – сказала ума и принялась раскладывать еду из котла размером с ведро. Генриетта принесла тыквенные оладьи, а Катрина нарезала ломти свежего хлеба и положила каждому на тарелку. Наступила тишина, прерываемая только звоном металла о фарфор и громким сопением упы.

– Мевроу Леруа, я очень давно не ел ничего такого вкусного.

Шон хлебом вытер последние остатки соуса с тарелки. Ума улыбнулась.

– У нас еды вдоволь, минхеер. Я люблю смотреть, как ест мужчина. Упа был знатным едоком. Мой отец позволил ему увезти меня, потому что не мог прокормить его, когда тот приходил ухаживать. – Она взяла тарелку Шона и снова наполнила ее. – Ты похож на человека, который хорошо ест.

– Обычно в компании я ем больше всех, – сказал Шон.

– Неужели? – впервые заговорил Ян Паулюс. И протянул свою тарелку уме. – Положи мне еще, мама, я сегодня голодный.

Глаза Шона сузились. Он подождал, пока Ян Паулюс поставит перед собой тарелку, потом взял вилку. Ян Паулюс сделал то же самое.

– Замечательно, – довольно сказала ума. – Снова здорово. Упа, сходи подстрели пару буйволов, нам не хватит на обед.

– Ставлю соверен на Яна Паулюса, – бросил жене вызов упа. – Он ест, как орда термитов. Если больше ничего не будет, он съест парусину с фургонов.

– Хорошо, – согласилась ума. – Никогда не видела, как ест этот увалень, но в нем много места, которое нужно наполнить.

– Твоя шерстяная шаль против моей зеленой шляпки, что Ян Паулюс сдастся первым, – шепотом сказала Катрина невестке.

– Прикончив жаркое, Янни примется за противника, – хихикнула Генриетта. – Шляпка у тебя красивая. Принимаю пари.

Ума отмеряла порции со справедливой точностью, Шон и Ян Паулюс сидели против друг друга и ели. Разговор за столом стих.

– Еще? – каждый раз спрашивала ума, и они смотрели друг на друга и кивали. Наконец ложка царапнула о пустое дно котла. – Все кончилось, дети мои. Придется устраивать еще один раунд.

Шон и Ян Паулюс сидели неподвижно, глядя в свои тарелки. Ян Паулюс икнул. Лицо его скривилось, и он ушел в темноту.

– Ага! Слушайте, слушайте, – сказала ума. Все прислушались, потом ума рассмеялась. – Неблагодарный, так он относится к моей еде? Где твой соверен, упа?

– Подожди, жадная старуха, игра еще не кончена. – Упа повернулся и посмотрел на Шона – Похоже, твоя лошадь вот-вот лопнет.

Шон закрыл глаза. Отчетливо было слышно, как тошнит Яна Паулюса.

– Спасибо за…

Договорить он не успел. Ему хотелось оказаться как можно дальше отсюда, чтобы девушка его не слышала.

Глава 12

Наутро за завтраком Шон думал о следующем шаге. Он напишет приглашение на обед и сам отнесет его. Они выпьют кофе, и, если его попросят задержаться и он подождет достаточно, у него появится шанс. Даже упа иногда должен замолкать, а ума ослабит свою бдительность.

Он был уверен, что у него появится возможность поговорить с девушкой. Он не знал, что скажет ей, но об этом можно побеспокоиться, когда настанет время. Шон поднялся в фургон и отыскал в сундуке бумагу и карандаш. Жуя конец карандаша, он смотрел на буш.

Что-то двинулось под деревьями. Шон отложил карандаш и встал. Собаки, узнав Хлуби, перестали лаять. Хлуби бежал, он принес новости. Шон ждал его.

– Большое стадо, нкози, много хорошей кости. Я видел, как они пили из реки и ушли назад в буш, спокойно кормясь.

– Когда? – спросил Шон, чтобы выиграть время. Он искал подходящий предлог остаться в лагере. Но предлог должен быть хороший, чтобы Мбежане, который уже седлал лошадь, не возражал.

– Утром до восхода, – ответил Хлуби.

Шон пытался вспомнить, какое плечо у него болит – ведь он не может охотиться с больным плечом. Тем временем Мбежане привел лошадь в лагерь. Шон почесал нос и закашлялся.

– Со мной был следопыт из того лагеря, нкози, он тоже видел стадо и понес новость своему хозяину. Но я резвый, как газель, и обогнал его, – скромно закончил Хлуби.

– Это правда?

Проблема для Шона изменилась. Нельзя оставить стадо этому рыжебородому голландцу. Шон побежал к фургону и снял со спинки кровати патронташ. Ружье было уже в чехле.

– Ты устал, Хлуби?

Шон застегнул тяжелый оружейный пояс. По телу зулуса маслянистыми струйками бежал пот, но дыхание его было глубоким и быстрым.

– Нет, нкози.

– Тогда веди нас к этому стаду, легконогая газель.

Шон сел верхом и посмотрел на другой лагерь. «Когда я вернусь, она еще будет там».

Шон вынужден был приноравливаться к скорости Хлуби, а Леруа шли по его отчетливому следу и потому через две мили догнали его.

– Доброе утро, – сказал упа, поравнявшись с Шоном и пуская свою лошадь шагом. – Утренняя прогулка, вижу.

Шон постарался улыбнуться своей самой обворожительной улыбкой.

– Если мы все на охоту, нужно охотиться вместе. Согласны?

– Конечно, минхеер.

– Добычу делим на всех поровну, по трети на каждого. Так всегда делают.

Упа кивнул.

– А ты согласен?

Шон повернулся в седле к Яну Паулюсу. Тот только хмыкнул. Потеряв зуб, Ян Паулюс предпочитал не открывать рот.

След они отыскали через час. Стадо проложило дорогу через густой буш на берегу реки. Слоны срывали кору с молодых деревьев, оставляя их голыми. Более высокие деревья они валили, чтобы добраться до нежных листьев, и в траве видны были большие груды навоза.

– Теперь нам не нужны следопыты.

Яна Паулюса уже охватила охотничья лихорадка, и Шон посмотрел на него, гадая, сколько слонов он убил из своего ружья. Тысячу? Но возбужден как в первый раз.

– Прикажи своим слугам идти за нами. Мы отправимся вперед. Нагоним их за час.

Он улыбнулся Шону щербатым ртом, и Шон почувствовал, как от возбуждения волоски на руках встают дыбом. Он улыбнулся в ответ.

Они поехали в ряд, опустив поводья, чтобы лошади сами выбирали дорогу среди упавших деревьев. По мере продвижения на север буш редел, и вскоре они оказались в лесистой местности. Трава задевала стремена, и земля под ногами была твердой и ровной.