Картер Браун - Искатель. 1999. Выпуск №8

Фран заинтересованно оглядела себя и живо откликнулась:

— Что-то я не помню, чтобы у меня были родинки. Но это и неудивительно: я только что родилась заново в твоей ванной после того, как испытала удел в десять раз хуже, чем смерть, преданно исполняя обязанности твоей преданной служащей. Но я очень надеюсь, что отметина моего возрождения не оказалась в таком месте, где она могла бы смутить девушку.

— Что желаешь выпить? — спросил я ослабленным голосом.

— То же, что и ты, — огрызнулась она. — Лишь бы побольше алкоголя и поменьше льда. Прошло пять долгих дней с тех пор, как я пила в последний раз, разве ты забыл?

— Уверен, что ты никогда не дашь мне этого забыть, — ответил я и поспешил выполнить ее заказ.

— Тебе вообще-то повезло увидеть эту пижаму, — вдруг заметила она с загадочной женской логикой, не имеющей ничего общего с предыдущим разговором, — если иметь в виду, что ты дал мне только полчаса на сборы, когда мы остановились у меня по пути сюда. Все твои подлые штучки, типичный «сексуальный подход Бойда», не оставляющий девушке времени, чтобы поразмыслить над последствиями ночи, проведенной в твоем доме!

Я протянул ей стакан, и она выхватила его из моей руки так, словно боялась, что я передумаю.

— Фран, золотце, — проявил я терпение. — Я тебе уже говорил, что это ради твоей безопасности.

— Хихиканье и хохот за сценой! — съехидничала она.

Со стаканом в руке и задумчивым выражением лица она уселась на диване. Захватив свой стакан, я присоединился к ней, сев достаточно близко для интимной беседы, но не настолько близко, чтобы она подумала, что я сделал это лишь ради интимности.

— Фран, — косо посмотрел я на нее, — ты никак думаешь?

— Помолчи, — рассеянно проговорила она, неодобрительно нахмурив элегантные брови. — Неужели ты не видишь, что я думаю?

Есть старая, избитая истина — ищи женщину за спиной каждого великого мужчины. Могу спорить, что за спиной каждого страдающего маниакальной депрессией мужчины следует искать женскую логику.

— Дэнни, — неспешно проговорила она, — сколько будет пять помножить на двадцать четыре и минус двадцать один?

— Девяносто девять? — рискнул я.

— Шестью девять пятьдесят четыре, — еле слышно пропела она, — и еще пятьдесят четыре, плюс пять, получается пятьдесят девять… — Она наградила меня победным взглядом: — Скажем, ровно шестьсот!

— Что ровно шестьсот? — прохныкал я.

— Я же все рассчитала вслух, — снисходительно пояснила она. — Может, я сделала это слишком быстро для твоего мозга размером с горошину? Ну что же, — насмешливо пожала она плечами, — придется проделать все заново. Пожалуйста, Дэнни, сосредоточься!

— Я буду не я, а Эйнштейном! — пообещал я.

— Меня похитили и держали в этой ужасной кутузке этой ужасной сучки в течение пяти дней, так?

— Так! — произнес я четким интеллигентным голосом.

— С субботы до среды, — продолжала она. — То есть пять помножить на двадцать четыре, минус двадцать один.

— Я знаю, что я тупой, — смиренно произнес я. — Но почему минус двадцать один?

— Нормально я работала бы в конторе три из этих дней по семь часов в день, — терпеливо разжевала она.

— Получается ровно девяносто девять сверхурочных часов, которые я проработала на тебя, исправно выполняя обязанности преданной служащей, будучи похищенной.

— Эй! — завопил я с ужасом. — Подожди-ка! Не можешь же ты…

— По моим расчетам, моя зарплата равна трем долларам в час, — безжалостно продолжила она, — но сверхурочные ведь оплачиваются вдвойне! Итак, девяносто девять часов по шесть долларов в час — это… ровным счетом ты мне должен шесть сотен!

— И это твоя благодарность за то, что я рисковал жизнью, чтобы спасти тебя от удела в десять раз хуже, чем смерть? — горько рассмеялся я. — Как сказал Шекспир: «Есть ли — что-то там такое — более жестокое, чем человеческая неблагодарность?» Но когда он написал «человеческая», он имел в виду «женская»!

Фран неожиданно разразилась неудержимым хохотом, не обращая ни малейшего внимания на мой убийственный взгляд.

— Ну, парень! — Плечи ее беспомощно тряслись. — Я так и знала, что это сработает наверняка!

— Сначала ты впала в истерику, а теперь — в буйство, — прорычал я. — Что сработает? Или ты не знаешь, о чем говоришь?

Она сделала сверхусилие и держала свое идиотское хихиканье достаточно долго для того, чтобы одарить меня торжествующим взглядом своих зеленых глаз.

— Тебе, Дэнни, я открою свои тайные мысли, — пообещала она дрожащим голосом. — Когда ты мне наливал, я думала, как хорошо было развалиться на этом диване и расслабиться, наслаждаясь наконец виски после пятидневного вынужденного воздержания. Но как только я села, мне пришло в голову, что твое безумное самомнение заставит тебя сделать поспешные заключения и предположить, что я предлагаю открытый сезон для твоих ненасытно распутных инстинктов лишь потому, что я расположилась на твоем диване. Так как могла бы я отвлечь тебя от них, чтобы спокойно насладиться своим виски? Если ли что-либо, что может подействовать на тебя сильнее секса? И я сообразила: есть — деньги!

— Ты хочешь сказать… Вся эта хохма послужила лишь для того, чтобы я оставил тебя в покое, пока ты насладишься выпивкой? — Я чуть было не задохнулся от возмущения.

— И это сработало на сто процентов! — Фран сделала последний глоток, небрежно уронила стакан мне на колени и сладко улыбнулась. — Разве нет?

Я безмолвствовал, что нечасто со мною случается. Фран повернула голову ко мне и тепло улыбалась несколько секунд, потом подняла руку и нежно погладила меня по голове.

— Какой чудесный ежик! — влюбленно проговорила она. — У меня возникло непреодолимое желание задрать повыше юбки и пробежаться по нему босиком ранним утром, пока еще свежа роса.

— А у меня возникло непреодолимое желание задрать повыше твои юбки — если они у тебя окажутся — и выпороть тебя! — прорычал я. — Ты не переставала разыгрывать меня в течение уже десяти минут с того момента, как просочилась из ванной комнаты!

— Прости меня, Дэнни, — она надула губы, изображая из себя маленькую обиженную девочку. — Это, наверное, реакция от пребывания в той ужасной комнате!

Она неожиданно повернулась ко мне спиной, подняла ноги на диван и уютно откинулась назад, едва дав мне время убрать с коленей пустой стакан и освободить место для ее головы.

— Я все еще никак не могу забыть этот дикий кошмар, — прошептала она, глядя широко раскрытыми глазами вверх, в мое лицо. — Эта жуткая сучка похитила меня лишь для того, чтобы заставить тебя поработать на нее в роли бедного Джонни Бенареса! Ты думаешь, она говорила правду об этом Максе Саммерсе — кто бы он ни был! — и о крупном деле, которое он затеял в каком-то вшивом городке Айовы?