Луи Буссенар - Монмартрская сирота

Поздно вечером оглушительно зазвенел звонок. Диана вздрогнула.

— Это он!.. Он!.. — прошептала она, замирая в ожидании.

Но ожидание было обмануто. То был граф Шамбержо; он постучался, задыхаясь, вбежал в комнату, бледный как покойник.

Глаза его беспокойно перебегали с предмета на предмет.

— Что с вами! Почему вы влетели как бомба? — спросила Диана, не особенно дружелюбно.

— Все погибло! — сказал он дрожащим голосом. — Дом Нюнюш подвергся нападению какой-то шайки, которая перевернула там все вверх дном.

— А Элиза?

— Ее эти люди увезли.

— А вы не могли?..

— Да что же можно было сделать? Я сам едва успел выскочить в окно.

— Итак, вы утверждаете, что все погибло?

— Решительно все.

— Тогда вам остается одно, господин Шамбержо: поскорее удирать из Парижа, не то вам придется очень плохо.

— Ни за что не уеду из Парижа! Я вовсе не желаю умирать от скуки.

— Попадете, значит, на каторгу.

— За такие-то пустяки? У меня есть связи, я выкручусь, да наконец, военное начальство меня не выдаст. А про собственную участь вы что же молчите? Ведь мы сообщники.

— Между собой и французской юстицией я могу поставить преграду в виде Атлантического океана.

— Следовательно, при первой же неудаче вы готовы бить отбой?

— Я еще не решила. Не знаю. Там увидим. Дайте мне сутки — я тогда дам вам ответ о своих будущих намерениях. А пока — оставьте меня одну.

Полковник простился и ушел, оставив Диану в самом мрачном расположении духа.

После ухода графа Шамбержо она долго еще прислушивалась к замиравшему уличному гулу и вздрагивала при стуке колес каждого проезжавшего экипажа.

Всю ночь она не спала и только к утру забылась тяжелым сном, который часто тревожили кошмары.

К утреннему кофе ей, как всегда, подали газеты и утреннюю почту.

Она равнодушно читала письма, как вдруг у нее замерла душа и забилось сердце при виде конверта, на котором она узнала почерк Стального Тела.

Дрожащими от волнения руками распечатала она письмо и побледнела, прочитав первые строки…

Ковбой писал ей, что он убедился в том, что чувство к ней было не любовью, а увлечением, продолжавшимся, к сожалению, слишком долго. Последнее время он очень тяготился их совместной жизнью, а узнав об адских замыслах Дианы против семьи Дэрош, решил порвать с ней окончательно и навсегда.

«Забудьте меня! — писал молодой человек. — Это неизбежно, необходимо. Я тоже постараюсь забыть, что вы преследовали невинных людей, не сделавших вам ни малейшего зла, что вы являетесь виновницей целого ряда вопиющих преступлений, идущих вразрез с самыми элементарными понятиями о чести и совести.

Перестаньте преследовать дорогих мне людей. Умоляю вас именем всего, что только есть еще в вас честного и порядочного. Умоляю потому, что мне придется, к сожалению, выступить против вас, так как ведь я буду их защищать.

Между нами все кончено безвозвратно, но мне было бы очень тяжело быть с вами во вражде.

Диана перечитала письмо несколько раз.

Последний луч надежды на возвращение любимого человека исчез. Ею овладели тяжелые, мрачные мысли.

— Как я несчастна! Как я одинока! — шептала она. — Теперь только я чувствую всю глубину моей любви к нему. Без него для меня будет не жизнь, а мучение… Нет, я не хочу этого — и этому не бывать!

Ее мысли приняли другое направление. Вспомнилась семья Дэрош, вспомнилась Элиза.

В глазах Дианы снова промелькнула надежда.

«О, если б он знал! Боже мой, если б он знал! — подумала она. — И зачем я тогда же не рассказала ему? Элиза без труда подавила бы в себе зарождавшееся чувство, он любил бы меня одну… Дэроши благословляли бы меня за возвращенного сына… Как я была безумна! Мне, видите ли, хотелось, чтобы он разлюбил Элизу единственно из любви ко мне… Теперь для меня нет иного выхода. Я скажу им, что они не имеют права любить друг друга. Я представлю им доказательства. И тогда он вернется ко мне и опять будет моим».

ГЛАВА VII

эрош вернулся вечером домой в самом унылом настроении.

Пенвена он застал в постели совершенно больным, страдающим от тяжелой раны на голове. Сыщик описал ему события последней ночи: ночное нападение, покушение на его жизнь, чудесное избавление от смерти благодаря каучуковому жилету. При рассказе о похищении бумаг, добытых им с таким трудом, у сыщика выступили на глаза слезы.

Пропажа бумаг была для Дэроша тяжелым ударом. С их утратой пропала надежда отомстить злодею, подвести его под вполне заслуженное наказание.

Дома Дэроша ждала еще одна неприятность. Он застал жену в смертельном беспокойстве об Элизе, которая уехала уже давно и до сих пор не возвращалась.

Дэрош, как мог, уговаривал ее не волноваться, доказывая, что девушку что-нибудь задержало у пострадавших, но в глубине души сам в это не верил.

Происшествие с Пенвеном показало, что у Дэроша есть опасные враги, не останавливающиеся ни перед чем. Дэрош начал догадываться, что случай с Жако и Леоннеком — простая выдумка. Уж не попала ли Элиза в ловушку?

Рассказывая мужу о визите Стального Тела, г-жа Дэрош оживилась.

— Это Бог его нам посылает! — сказал обрадованный Дэрош.

Г-жа Дэрош вспомнила о свертке, оставленном Эдуардом, и передала его мужу.

Дэрош с изумлением и недоумением торопливо развернул пакет и, когда увидел его содержимое, испустил радостный крик:

— Бумаги!.. Пропавшие документы! Труды Пенвена не пропали даром! Какое счастье!

В пакете находились те самые фотографии, о которых говорил Пенвен. Дэрош бросился к письменному столу и быстро написал письмо своему верному агенту, уведомляя его, что похищенные документы найдены и что завтра же он подаст в суд жалобу на Шамбержо.

Тут же, не медля ни минуты, он запечатал письмо и велел слуге сейчас же отнести его по указанному адресу.

Он знал, что обрадует Пенвена, и думал, что это будет способствовать его выздоровлению.

Затем он с чувством брезгливости перелистал тетрадь с надписью: «Дело Шамбержо», связал документы в один пакет и спрятал в свой письменный стол.

Он собрался ехать к г-же Порник, рассчитывая узнать у нее что-нибудь относительно Элизы, как вдруг послышался громкий звонок.

Супруги Дэрош бросились к дверям и увидели Элизу, которая входила в сопровождении Колибри, Стального Тела, Жанны и Жако, как всегда жизнерадостного и пышущего здоровьем.

ГЛАВА VIII