Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

рыжий толстый мужик, еще молодой, но уже лысый совсем. Денег от него я не получал никаких. Он угостил меня сигаретами, дал два пакета жвачки для моих ребят.

Картину, на которой был нарисован портрет женщины, я провез так: положил ее вниз на двигатель в кабине, сверху накрыл газетой, а на газету поставил портфель. Она была без рамы, и потому ее не заметили. На КПП таможенники осмотрели кабину, но картину не видели — так и провез и отдал этому Саше. Я провозил так еще две картины, и ни разу меня никто не остановил. Вот только этот раз так получилось с картинками, что нашли. Я не думаю, что это можно назвать контрабандой».

Глава третья

«АМИКУС КОГНОСЦИТУР АМОРЕ, МОРЕ, ОРЕ, РЕ...»

«Всё! Я так и знала: всё, всё, всё! Но как, в чем прокол? Я чувствовала, я знала, что следили!.. Но я же была осторожной! И Витюня — он все на себя взял, а его так просто не обведешь вокруг пальца!.. Значит, кто-то посторонний. Кто? И что они знают? Нет, я буду отказываться от всего! Ничего не знаю, ничего не признаю! Да как они могут, я — замужем, мой муж в Финляндии! Как они посмеют?! Посмеют... И не муж он еще по-настоящему, и гражданство у меня советское. Дура! Дура! Надо было торопиться, уезжать скорей... Скорей нельзя было — не от меня зависело. И от меня тоже... Но что они знают, что? Кто предал? Саша не мог... Людка Проматорова? От этой отверчусь: знать не знаю, ведать не ведаю!..

Господи, только бы все прошло, только бы прошло, а там я буду по-другому, все по-другому буду делать! Два молебна закажу в Никольском соборе, лишь бы кончилось все благополучно... Но что они знают? Саша — вряд ли, и в Таллине люди надежные — знали, на что идут, эти не выдадут. Может, кто завалился с цепочками и указал на меня? Триста цепочек... Я отдала картин на двадцать пять тысяч и еще этот чемодан — тоже двадцать пять. С Матюшей мы в расчете... Вообще, с цепочек ничего я не имела, одна морока: тысяч пять, не больше. А этот подонок, Юра, заартачился — хорошо, Витюня осадил его... Ой, боже, о чем я думаю, при чем здесь Юра? Но кто же, кто продал?..

Дома они, конечно, уже все перерыли: там картины, часы с бриллиантами. Ну это пустяки, это — не факт! Надо срочно передать через Ленку, чтобы собрала шмотки у Наташки и спрятала. Впрочем, Витюня уже, наверное, распорядился, он — умница!.. А вдруг он и не знает, ведь меня же на улице взяли?! Скорее, что не знает! Господи, что же делать, что делать? Все пропало, все! Зинка, падла такая, продала: небось за своего Кольку мстит, что я переспала с ним... Да подавись ты своим дебилом, очень он мне нужен! Я же ей сразу золотой кулон за это отдала, тогда же, на другой день!

Нет, Зинка не продаст, она у меня крепко повязана: и у нее кожаное пальто, и у мужа ее любезного, и ребеночек весь в фирменном... Нет, не Зинка. Тогда кто же? А может, ничего они не знают, ничего конкретного, только подозревают? Так, одни предположения...

Плохо, что обыскали, что в лифчике все нашли, и сумку переворошили — там и опись, и телефоны. Думала, в лифчик не полезут... А куда ж мне было — в трусы, что ли? Так они все равно нашли бы, ищут квалифицированно. Эта мымра, что осматривала, знает, где искать. Она и не мымра, и фигурка у нее что надо... Ой, господи, да о чем же это я?! Я же погибла, я пропала, все прахом пошло, все, что так готовила!.. Какую работу провернула — это и мужику не каждому под силу, а я смогла — и все погибло!

Нет, мне надо успокоиться. Надо быть умной: сперва выяснить, что они думают, в чем подозревают. И ни в чем не признаваться. Ни в чем! Ни в чем!..»

Женщина сидела перед столом прямо, внешне спокойно, лишь чаще, чем это было необходимо, поправляла большие, в розовой оправе очки, сквозь стекла которых на Герасимова напряженно глядели серые выразительные глаза. Эти глаза показались Герасимову скорее умными, чем хитрыми, хотя во взгляде ее просвечивалось что-то непростое.

Одета она была в синюю джинсовую юбку и серую шерстяную кофту с глубоким вырезом. Волосы коротко стрижены, черты лица не лишены были приятности, и Петр подумал, что она могла пользоваться успехом у мужчин. Впрочем, мысль эта показалась ему сейчас излишней, и он приступил к допросу:

— Ваша фамилия, имя и отчество?

— Тарновская Татьяна Сергеевна.

— Год рождения?

— Одна тысяча девятьсот сорок восьмой. Национальность — русская, родилась в городе Симферополе, образование высшее, юридическое.

Пальцы рук у нее были изящной формы, с перламутрово-розовыми ухоженными ногтями.

— Где работаете?

— Временно не работаю.

— С какого времени?

— С мая семьдесят восьмого года.

— Семейное положение?

— Десять лет была замужем за Тарновским Георгием Петровичем, в прошлом году развелась с ним. В марте этого года зарегистрировала свой брак с Баламбесом Александром Исааковичем — он в настоящее время живет в Финляндии. Я тоже собираюсь выехать к нему, сегодня собиралась подать документы в ОВИР, когда произошел этот дикий, беспрецедентный случай с моим арестом. Это нарушение человеческих прав, я требую немедленного моего освобождения!

Герасимов сделал очередную запись в протоколе и сказал:

— Гражданка Тарновская, при задержании вам было разъяснено, что вы подозреваетесь в покушении на незаконное перемещение через Государственную границу СССР ценностей в крупных размерах. Что вы можете показать по этому поводу?

Женщина вскинула голову, привычно поправила очки и четко произнесла:

— Я повторяю, что не совершала никаких преступлений. Для меня это немыслимо и невозможно! Я — русский человек и никогда в жизни ценности через границу переправлять не собиралась и не буду. Об этом не может быть и речи!

Герасимов все так же неторопливо записал ее слова и спросил:

— При личном обыске у вас были обнаружены спрятанные под одеждой несколько записок различного содержания, а также визитная карточка на имя Матти Рантаннена. Знаете ли вы этого человека и при каких обстоятельствах у вас оказалась его визитная карточка?

— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

— Почему отказываетесь?

— Потому что он не имеет никакого отношения