Виктор Сафронов - Жди свистка, пацан

Может и неправильно, но я попытался расшифровать эту головоломку следующим образом:

«Если что не так, то из этого оружия тебя, грязную свинью собственной рукой шлепну. А если все будет нормально, то еще и денег дам».

Я достал шприцы сделал несколько уколов. Попутно объяснив грозному старикану, что «сыночка вашего, тяжело раненного подлой пулей неверных, следует срочно прооперировать».

Он достал телефон. Набрал хорошо известный ему номер и туда что-то волнительное сказал. Говорил быстро, я и не разобрал о чем, просто не понял ни одного слова.

ГЛАВА 23 АССЕНИЗАТОР Стариковские слабости

Загрузили убитых и раненых. И поехали в сторону горной гряды по каменистой пустынной дороге. Я смотрел на подбитого мной паренька и думал, довезем не довезем. Попал я в него правильно. Пробито, судя по всему легкое и желудок.

Парнишка этот перед боем, видно вообще ничего не ел, молился. С этим ранением может и обойдется, хотя перитонит (воспаление брюшины) особо не капризничает, ел ни ел… За брюшную полость было более спокойно, нежели чем за ранение в грудь. Легкие от крови следовало очистить, как можно быстрее. И кровотечение пора остановить. Я кричу, жилы рву на шее: «Быстрее, быстрее…»

Удивились бы они все, если бы узнали, что тот, кто сейчас руки свои потные от волнения за их парнишку заламывает, кто так сильно переживает и волнуется, а позже будет вынимать пульки из тела паренька, сам же их туда и положил своей меткой рукой и острым глазом.

Взяли, однако, они меня без оружия. Может и удастся выкрутиться. Из эпицентра взрыва хочешь, не хочешь, а успел уползти. Ужом, ящерицей, кем хочешь, но вывернулся. Судьба!

Пока я горестно закручивал ручки свои слабенькие и в голос над раненым причитал, автомобили прибыли в какой-то глинобитный не имеющий лица и возраста аул. Все такие поселения для глаза европейца очень похожи друг на друга.

Заехали во дворик, я кричу дурным голосом, нагнетаю обстановку: «Быстрее, быстрее». Повстанцы хватают паренька, тянут его в дом. Весь измазанный его кровью бегу следом. Они его мешком сваливают на кровать в комнатенке довольно спартанского вида. Опять балаболю о своем.

Хватаю за руку близстоящего, испуганного дедка завернутого в простыню. Силой выволакиваю его в большую комнату похожую на их столовую и делаю пальцами движения наподобие ножниц и кричу, что раненого необходимо сюда положить. Здесь его буду чикать.

Приносят раненого. Выкатывают на стол. Я требую, как можно больше света. Ох, и не нравиться мне то, что его зрачки не реагируют на свет. Делаю хитрый укол, выхожу мыть руки.

Во дворе пока намыливаю и споласкиваю руки зыркаю по сторонам и выворачиваю себе глаза из орбит в поисках выхода.

В глубине двора примечаю незаметную дверь, ведущую куда-то в глубь микрорайона. В то же время наблюдаю, как с машины сгружают, а попросту сбрасывают трупы и раненных.

Что-то очень знакомое мелькнуло в этом нагромождении тел. Вытирая руки полотенцем, подошел ближе к этому скопищу.

Вот это да! Это же безграмотные наколки моего крестника. Я даже повеселел. Опять Терминатор под моей опекой. Только, что мне с ним делать? В районе запястья взял его за руку. Откуда-то издали, еле-еле слышно, пробивается ниточка пульса. Зачем они его сюда тащили не понятно. Может, кожу с наколками хотели снять, жилище новобрачных украсить? Не знаю.

Показываю на этого разрисованного синими красками и объясняю, что его тоже надо почикать, пусть берут и тянут туда же. Нет, не соглашаются.

Раз не соглашаетесь… Тогда отказываюсь копаться в их человеке.

Они на меня кричат. Обзывают плохими словами. Плюются. Перед лицом затворами щелкают. Создают невыносимую, нервную обстановку.

Вежливо прошу позвать их старшего, а получается и главного.

Он пришел. Глянул на него твёрдым и храбрым взглядом… А руки-то у него трясутся. Чувствую, что за сыночка шибко волнуется. Вперемешку с гневным взором в своих глазах, объясняю ситуацию.

Он смотрит на своих людей и сперва тоже отказывается. Тогда как могу объясняю, что отказываюсь от денег и прошу жизнь за жизнь.

Он шевелит побелевшими от гнева губами… Ругается по-видимому. После машет рукой. Ну, тогда другое дело. Раз денег не надо платить. Старшой видно купец, прикинул свою выгоду и быстро соглашается… Довольный, потираю руки… Однако зря радуюсь, не ударив по рукам при заключении сделки, она у данного вида этноса считается не заключенной. Об этой особенности очень быстро узнал.

Старшой, что-то отчаянно кричит и через мгновение опять отказывается от своей выгоды.

Что за черт?

Тогда я выкладываю последний козырь. Денег при себе нет, приходиться расплачиваться козырной информацией. Говорю, что знаю о том, что готовиться операция по уничтожению их химзавода. Называю место — Ножай-Мадрас.

Он по настоящему удивлен. Кратковременный шок быстро походит. Придя в себя, уточняет время операции. Я спокойно называю. Он кивает головой, видно мои сведения совпали с его информацией и только после этого соглашается полностью.

По его приказу тушку Терминатора, тянут в ту же комнату и укладывают у окна, в сторонке.

Но свое согласие он пусть упакует в бумагу, положит в унитаз и спустит воду. Вижу, что даже если во славу медицинской науки вытащу их паренька с того света. Все равно и меня, и Стаса, несмотря на то, что он Терминатор — убьют. Предчувствие пока еще меня не обманывало. Ладно, посмотрим.

Когда мы вернулись к столу, паренек был уже совсем плохой. Чтобы не быть убитым прямо у импровизированного операционного стола, следовало предпринять какие-нибудь эффективные меры, при чем — незамедлительно. Надуванием щек и латинскими фразами из Вергилия, здесь вряд ли можно будет отделаться.

Посмотрел я бляху на груди умирающего. У меня была точно такая же. Удивился. Кровь у нас с ним одинаковая по всем позициям. Мне необходимо закрепить свое здесь присутствие. Тем более, что предчувствие было правильное, нехорошее.

Зову его батяню, как бы для помощи. Показываю бляху с груди его сына и свою. Мол, все одинаково…

На его глазах, ложусь рядом с раненым и делаю прямое переливание крови. Показываю лицом, как мне от этого больно. Как капля по капле из меня уходит жизнь. Старик надо мной бьет себя по щекам, чуть не рыдает. В его сыночка, «собака-неверный» вливает свою поганую кровь. Получается, если его дитятко выживет, значит, оно будет до конца своих дней носить в себе кровь неверного, который автоматически становится его сыном?

Возможно, он так не думал. Основная мысль у него была, выживет ли сын? Хотя о чем это я? Почем я знаю, о чем в тот момент мог думать старик? Может, он ругал себя за то, что продешевил с ценой за жизнь своего сына? Мне сие неведомо.