Лев Линьков - Капитан "Старой черепахи"

Пуговицы... Надолго запомнились Климу солдатские пуговицы!

Как-то он колол дрова для очага и потерял пугови­цу от гимнастерки.

— Степы-растрепы мы, а не пограничники! — сер­дито, почти зло бросил Потапов. Он сразу, едва Клим успел забраться в чум, заметил, что у того не хватает третьей пуговицы сверху.

Долго копался Клим в снегу, на морозе, пока не нашел ту злосчастную пуговицу.

Хорошо еще, что у него не росли пока усы и боро­да, а только юношеский пушок чернел, над верхней гу­бой, а то и ему, как Закиру, пришлось бы через день бриться. Сам Потапов брился каждодневно.

В первые недели Клима раздражали, даже возму­щали «выдумки» сержанта. Казалось просто-напросто несправедливым, что Потапов не разрешает им вволю отдохнуть и выспаться. Кто дал ему такое право?

— Больше семи часов спят только старики и леже­боки, — непререкаемо изрекал сержант.

Однако постепенно Клим втянулся в заведенный Потаповым распорядок, привык к нему, и работа, бывшая вначале в тягость, представлявшаяся бессмыслен­ной, воспринимаемая как. проявление упрямства и едва ли не самодурства Потапова, стала привычной, даже необходимой — в работе быстрее бежало время. К тому же Клим чувствовал, что и в самом деле мыш­цы его стали куда крепче, и то, что вчера еще каза­лось непосильным, выматывающим, сегодня не пред­ставляло уже такой трудности.

Если бы не этот проклятый разреженный воздух, если бы не почти постоянное ощущение голода...

А сержант Потапов, мало того, что все они охраня­ли- Большую зарубку и занимались физическим тру­дом, ввел ежедневный учебный час. Еще в конце ок­тября он сказал:

— С первого ноября станем заниматься боевой подготовкой.

Поочередно, то с Закиром, то с Климом, он повто­рял на память устав пограничной службы, изучал ору­жие и добился того, что оба они с завязанными гла­зами разбирали и собирали автоматы и пистолет. Про­ложив в снегу контрольную лыжню, сержант сам «нарушал» ее различными способами и требовал, что­бы Клим и Закир точно и быстро определяли, когда именно прошел «нарушитель», как он шел, к каким уловкам прибегал, запутывая и маскируя свои следы. Нарушители... Какие нарушители границы могут быть сейчас здесь, в заваленных снегами горах? Кто сюда пойдет? Зачем?

Клим недоумевал, он просто-напросто не мог по­нять сержанта Потапова: дети они, что ли, чтобы иг­рать сейчас в нарушителей? Почему бы им не попы­таться самим пробраться к заставе? Однажды он так прямо и сказал Потапову.

— Прибудет смена, тогда и уйдем, — нахмурился Потапов.

— Не пройти им, нам сверху легче спуститься, — попытался настаивать Клим.

— Как это не пройти? Пройдут! Да ты знаешь, о нас не только старший лейтенант Ерохин тревожит­ся, — о нас и в отряде и в округе беспокоятся!

В один из вечеров, когда Потапов ушел в заслон к Большой зарубке, Клим и Закир сидели в чуме у очага. Климу было тоскливо, и он тихонько запел:

То не ветер ветку клонит,Не дубравушка шумит, —То мое сердечко стонет,Как осенний лист, дрожит.

Закир вскочил:

— Перестань!

— Почему это?

— Перестань, говорю! — разгорячился Осма­нов. — Зачем сердцем плачешь? Совсем плохо!

— Круглые сутки петь буду! — вскипел Клим. — Понимаешь? Круглые сутки! — И тотчас подумал: «А ведь Закир прав, и без того тяжело на душе!»

— Ну ладно, ладно, остынь, — через силу улыб­нулся он.

Закир покачал головой.

— Ай-ай, ты барс, настоящий барс. Я думал, с Волги тихий человек приехал. Зачем кричишь? Не­хорошо!

Закир замолчал. Клим с любопытством посмотрел на товарища: «О чем он сейчас думает? О доме, о родных?»

Османов был неразговорчив, в его скупых сужде­ниях Клима всегда удивляла какая-то, как ему ка­залось, не по возрасту холодная рассудительность. Клим мечтал стать художником и не раз расска­зывал друзьям о своей мечте, а кем хочет стать Закир?

— О чем, Закир, думаешь? Османов помешал палкой в очаге.

— Большая дума есть. Совсем большая! — гла­за его заблестели. — Машину хочу сделать, замеча­тельную машину: идет нарушитель, подошел к гра­нице, а наш товарищ начальник старший лейтенант Ерохин все видит. Сидит на заставе и все видит. Ско­ро думает, куда Закира послать, куда тебя послать. Телевизор такой хочу придумать!

— Как же ты такую машину сейчас сделаешь? — усмехнулся Клим.

— Зачем сейчас? Учиться буду, для другого то­варища старшего лейтенанта Ерохина машина будет работать, другой Закир в горы пойдет.

Османов опять замолчал, и было слышно, как по­трескивают в огне кедровые ветки.

— А потом обязательно другую машину сде­лаю, — мечтательно произнес Закир, — чтобы арык копала машина.

— Велосипед изобретешь? — снова усмехнулся Клим. — Это же экскаватор!

— Зачем экскаватор? — пожал плечами Закир. — Совсем другую машину хочу сделать. Быстро идет, землю копает, дамбу делает — все сразу. У меня тут эта машина, — постучал он пальцем по голове. — Всю машину вижу. Вот о чем думаю. Народу хорошо будет.

Османов подбросил веток в очаг.

— А ты жалобную песню поешь. Зачем? Ты пла­чешь, я плачу, какая польза? Про машину думай, про свою картину думай, про хорошую жизнь думай.

Сдвинув черные брови, Закир сосредоточенно смотрел на огонь, а Клим словно впервые увидел товарища и не нашелся, что ответить.

— У тебя какая картина там? — показал вдруг Османов на лоб Клима. — Какую картину хочешь рисовать?

— Я хочу написать Волгу. Широкая-широкая Вол­га, много-много воды, и чайки над волнами, — в тон Закиру ответил Клим. — А за Волгой леса в синей дымке...

— А пароход будет? — перебил Османов.

— Может быть, будет и пароход...

— Зачем «может быть»? Обязательно пароход на­рисуй. Пароход плывет, баржу ведет. Зачем пустая вода?!

Клим не успел ответить: одна за другой прогре­мели автоматные очереди — сигнал тревоги.

Два человека с трудом тащили вверх по склону какую-то тяжелую ношу. За плечами у них туго на­битые рюкзаки и короткие горные лыжи.

Подъем становился все круче, и один из мужчин передал свой рюкзак другому и взвалил ношу на спину.

Потапов уже больше часа наблюдал за ними.

Наступили сумерки, и трудно было разглядеть: все как следует. Что это за люди? Зачем они лезут к Большой зарубке, к перевальной точке через хребет, по которому идет граница?

Первым на «Пятачок-ветродуй» вскарабкался вы­сокий мужчина. Тропа, протоптанная пограничника­ми, проходила у самой скалы, ограничивающей площадку с востока, и в полутьме неизвестный не заме­тил ее. Он, тяжело дыша, сел, прислонился спиной к камню, за которым притаился Потапов, и зачерпнув рукавицей пригоршню снега, стал жадно его глотать. Минут двадцать спустя на площадку вскарабкал­ся и второй мужчина. Теперь Потапов рассмотрел, что он тащил на спине третьего человека. Положив его на снег, второй незнакомец повалился рядом...