Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Впрочем — меня Богуш, кажется, боялся тоже. Не сбежал, судя по всему, только потому, что лес и негры казались всё-таки страшнее. Он послушно шагал рядом со мной, лишь иногда дико озирался и начинал что-то бормотать — наверное, узнавал места. Я ему ничего не объяснял — пусть Кристина старается, она у нас полька, сама говорила.

Тащить косулю было тяжело. Очевидно, Богуш это заметил и что-то спросил — я различил слово «важко», «тяжело». Потом знаками показал: давай понесу.

— Ты не унесёшь, — покачал я головой. — Давай лучше по сторонам смотри и слушай, как следует. И гляди веселей — тебе и правда повезло, только ещё не понимаешь — как.

Выяснилось, что Кристина знает польский немногим лучше меня, изучавшего его по воспоминаниям деда и многосерийному фильму «Четыре танкиста и собака». Но Богуш успокоился, увидев лагерь и девчонок в нём, а пока ел, то и дело повторял «бардзо дзенкуе». Потом как-то сразу осоловел и свалился спать там, где ему указали место. С вопросами девчонки, конечно, навалились на меня и достали так, что я сбежал на верх пещеры. Туда ко мне влезла Танюшка с целым свёртком одежды. Не обращая внимания на мой сердитый взгляд, она хладнокровно расположилась рядом и предложила:

— Померяй сапоги и прочее. Если всё впору — то считай, что я тебя обшила на весь год. Даже куртку из медвежьего меха сделала, с капюшоном.

Я разулся и примерил новую обувь — с костяными пряжками и ремнями на щиколотке и по верхнему краю, ниже колена. Ощущение было странное — несмотря на прочную подошву, казалось, что стоишь босиком. Нога чувствовала почву и в то же время была надёжно защищена от камней, сучьев и прочего.

Опыт удался. Я невольно улыбнулся:

— Хорошая вещь, — вырвалось у меня. Танюшка вздохнула:

— Ещё штаны заменить — и полностью первобытный человек… Ладно, меряй зимнее. Во мне пропал подпольный мастер-швейник, тебе не кажется? И отвернись, я тоже куртку примерю.

Танюшка расстаралась изо всех сил. Я, конечно, не ценитель, но мне одёжка понравилась — у неё подворачивались и подстёгивались к поясу длинные полы, и настоящая медвежья шуба превращалась в удобную куртку. Капюшон на затяжке оторачивал волчий мех. Я вообще-то не барахольщик, но одеждой залюбовался, а когда повернулся к Танюшке, то залюбовался вдвойне.

Эта нахалка здраво рассудила, что парням лишние украшательства ни к чему, поэтому всю силу творческой фантазии, отпущенную ей природой, бросила в прорыв на свой зимний гардероб, выглядевший в сравнении с моим, как парадная форма английского гвардейца рядом с застиранной гимнастёркой нашего солдата. Но тем не менее Танюшка смотрела на меня с не меньшим восхищением, чем я на неё.

— Какой ты ста-а-ал… — протянула она.

— Какой? — не понял я.

— Ну… такой, — она показала что-то в воздухе. — Настоящий мужчина.

— Солидный? — невольно усмехнулся я.

— Нет, — Танюшка склонила голову вбок. — Солидный это вот… — она обрисовала обеими руками живот, — спецраспределитель, пайки и «волга». А ты не солидный стал, а… — и она нашла слово: — Надёжный. Я, когда гляжу на тебя, не верю, что может быть плохой конец… — она вздохнула и добавила: — Но ведь всё наоборот — не может не быть плохого конца… Да, Олег?

У неё горестно блеснули глаза.

Я в два шага преодолел разделявшее нас расстояние и, взяв Танюшку за неожиданно холодные запястья — тонкие и сильные — опустился на камень, увлекая её за собой. Танюшка послушно села.

Я дунул ей в нос. И заговорил:

— Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,И руки особенно тонки, колени обняв.Послушай: далеко, далеко на озере ЧадИзысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,И шкуру его украшает волшебный узор,С которым равняться осмелится только луна,Дробясь и качаясь во влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,И бег его плавен, как радостный птичий полет.Я знаю, что много чудесного видит земля,Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных странПро статную деву, про страсть молодого вождя,Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере ЧадИзысканный бродит жираф.

У Танюшки на глазах были слёзы. Но она улыбалась.

— Слушай, — Олег Крыгин, стоя на коленях, резал изогнутой на конце финкой копчёную утку, — а с чего ты вообще решил, что тут есть соль?

— Потому что есть Карловы Вары, географию надо было учить, — категорично ответил Вадим, тесаком умело подрубая ветки для заслона.

— Я как раз учил, — Олег вытер финку и убрал оружие. — Карловы Вары — там лечебную соль добывают. Слабительную. Для поноса.

— Найдём и обычную, — отрезал Вадим. — И потом, я же не собираюсь вас в Карловы Вары вести. По берегу идём и будем идти. Тут и соль найдём.

— Силь е? — спросил Санек. На него обернулись сразу все, причём сам Саня по-прежнему спокойно вытряхивал из своих китайских кед набившийся мусор.

— Чего? — не понял Олег Крыгин.

— Силь е? — повторил Саня.

— Чего ты говоришь-то?! — уже рассердился Олег, и Игорь Мордвинцев, очевидно знавший этот анекдот, вмешался:

— Сол, сол, чорт нэрусскый!

— Это анекдот такой, — объяснил Саня. — Неужели не знал?

— Иди ты… — безнадёжно ответил Олег, протягивая Сане утятину. — На. Не подавись… Ты вообще можешь быть серьёзным?

— А зачем? — изумился и почти ужаснулся Санек. — У нас и так серьёзных перебор. Один князь чего стоит.

— Уймись, — буркнул Вадим, жуя.

Саня действительно умолк и принялся добросовестно лопать.

С гор дул ветер — сильный и холодный, но костёр за надёжно сплетённой стенкой из веток горел вполне спокойно. В небе, видневшемся между ветвей, остро мерцали звёзды — к холоду. Неподалёку воды залива мерно шуршали о галечный пляж берега.

— А вон та не мерцает, — вдруг сказал Игорек Мордвинцев, глядя в небо. — Большая, красная… Во-он та.

Он указал рукой, и все головы повернулись в ту сторону. Красный цвет указанной звезды разглядеть мог один Игорь, но звёзда в самом деле не мерцала.

— Всё, что мерцает — звёзды. А не мерцают — планеты, — Саня потянулся. — Это, наверное, Марс… Кстати, если кто заметил, тут небо точно такое же, как и в нашем варианте Земли.