Виктор Сафронов - Алмазная цепь

Пришлось вываливаться из яркой полосы света и уже оттуда, из темноты, отбиваться по настоящему.

Меня вынудили отбросить «сисиба» и заставили вспоминать другие слова, страшные и хриплые. Подобной лексикой пользуются бойцы спецназа и ОМОНа для психологического подавления и деморализации противника.

Правильно говорил мой тренер по рукопашному бою, прапорщик Кобзон, «талант не пропьешь». Руки, ноги стали раскачиваться, как часовой маятник. Тело перешло в режим автопилота.

Конечно, если бы ребятки догадывались, что перед ними стоит специалист в области помахать кулаками с питерской шпаной, любитель подраться с токийской якудзой, они бы и линию атаки перестроили, и прихватили бы с собой в рейд дедову берданку, а возможно и под страшными заклятьями зареклись нападать на этого незнакомца… Но, головой они пили… А думать ею, никому обещаний не давали.

Сознаюсь, пьяных бить хотя и жалко, но проще и гораздо легче. Как? Да, без всяческих напряжений дивизионной разведки и артиллерийской подготовки. Кто не верит, может вовремя ближайших сельских танцульках, на собственном опыте опробовать мой тезис.

Впрочем, вернемся к тому, что творилось недалечко от большака.

Многие из нападавших, очень скоро пожалели, что ни кола, ни двора, ни топора — под рукой не оказалось. Сшибить меня издали, вроде кегли в кегельбане, было нечем. Да, что говорить? Камня, обычного булыжника — оружия пролетариата и того не было.

Самые горячие и крепкие парни, из-за полученного бабкиного наркоза даже с переломами конечностей пытались вскакивать, думая, что упали случайно. Но, поднявшись из позиции «тихо лежать и громко стонать» опирались на сломанную или вывернутую ногу и заново падали. Уже надолго. И поделом… Крестообразные связки, совместно с суставными сумками колена, отказывались держать исходное положение.

Крики, безграмотные угрозы и грязные ругательства в мой адрес, сменились молящими воззваниями о помощи и вселенском сострадании.

Громкое: «спаситя… не бейтися» и «дяденька, тольки не убивай» широким потоком неслось над погрузившейся во тьму российской глубинкой.

Остановиться было тяжело. Перед глазами стоял «некто в штатском», кто в погоне за призрачными сокровищами, гонял меня по всей стране, нещадно бомбя и не жалея жизней даже своих сотрудников. Поэтому, ударяя в эти оскаленные морды, я целился и в его нос.

Когда стихли мольбы о помощи, я вроде тоже поостыл. На место адреналинового взрыва, вернулась тянущая боль в висках и тошнота.

Прислушался.

Кузнечики, испуганные невообразимым шумом двуногих существ, пришли в себя и опять затянули свой брачный стрекот.

Шорох, ветер… Хорошо.

Но мне, слабому и подозрительному, за каждым кустом мерещились враги, а двигаться к поставленной цели было необходимо. Пришлось у «поверженного сучьего племени» изъять на время машину.

Трофеи, всегда были одним из необходимых элементов проводимых войн, а этих сельских головорезов, иначе, как неприятеля я, и оценить не мог. Поэтому — контрибуция, заслуженный итог сегодняшнего вечера. Там еще в бардачке, была колбаса «пальцем пиханая», луковица и краюха черствого хлеба. Давно, так вкусно не ел… Чуть собственным языком не подавился. Но силы восстановил.

Не можешь укусить — не стоит гавкать. Данное утверждение, как и многие другие, вызывают недовольство и чувства досады. Поэтому все подобные максимы и лишние слова, выкусываю и вычесываю из себя, как ненужных насекомых.

До меня не сразу, но дошло, доперло, что местные конюхи и трактористы, из-за отсутствия танцев в клубе, решили развлечься неоднократно испытанным и безопасным способом. Избить беззащитного бродягу. Не в этом ли, для добрых молодцов заключается основная удаль и возможность отдохнуть.

Жаль, бродяга оказался строптивым. Может, он какой-нибудь боксер? Да кто их, бродяг-то, разберет. Панаприходют тут… А мы потом, ходи с побитой мордой…

Это я про себя так говорю. Говорю, говорю и чувствую, что-то странное со мной после еды произошло. Прислушался внимательнее…

Елы-палы, а голова-то перестала болеть напрочь. И желание лечь на землю, полностью исчезло.

Прислушался голова к голове…

От нее, от слабенькой и непрочной, стали исходить лучи, даже не лучи — флюиды триуфатора-победителя несносных варваров Аттилы. Какое интересное чувство…

Я воспрял духом и уверовал в древнее утверждение Ювенала: «Mens sana in corpore sano»[2]

Может вернуться и еще пацанам отвесить. Добавить, чисто в профилактических и воспитательных целях.

Я резко притормозил машину… Такой нестерпимый, педагогический зуд во мне начался, что я позабыл и о разорванном у меня на глазах Жорке. И Алла забылась, и Ксюша.

Машину от моего невнимания понесло юзом, еле выровнял.

Все же поехал дальше. Черт с ними, со всеми. Следует торопиться.

ГЛАВА 59

Неприятным, скрипучим звуком зазумерил телефон. Харатьян посмотрел на панель, высветилось слово «шестой».

- Говори, — сухо обронил он.

Внимательно выслушав короткий доклад, без всякого намека на свое настроение, сообщил абоненту:

- Продолжай их вести. Только не давайте свернуть в сторону. Они к вечеру должны быть под Москвой… Подвезите, если потребуется… И смотри, не потеряй, как в Питере…

Отключившись, набрал еще один номер.

- Что у тебя? — опять долго слушал пространную речь и в конце жестко произнес. — Самостоятельность будешь показывать в цирке… Когда, когда? Когда будешь летать на тюремной параше над головами изумленной публики… Я сам подключусь… Да, буду у вас через сутки… Все отбой.

«Стразы» по словам избитого и жалобно стонущего Курдупеля, оказались не мясными клецками польского происхождения «зразами», а искусно выполненными фальшивками по блеску и игре очень похожие на драгоценные камни, разные там бриллианты-изумруды…

Тем самым молотком, которым Харатьян ломал пальцы Курдупелю, он ударил по одному из камней. «Драгоценный бриллиант», только что блиставший всеми огнями, такого варварства по отношению к себе не выдержал и в знак протеста превратился в кучку стеклянной пыли…

- Ни хрена себе, — в слух произнес раздраженный молотобоец и на всякий случай перекрестился… Не помогло.

Согласно полученным знаниям в очень средней школе, молоток после удара должен был подпрыгнуть вверх, а не превращать драгоценность в песок.

Харатьяну все это очень не понравилось. Отбросив ненужную доброту и либеральный подход к своему знакомому, которого знал с раннего детства, он жестко сказал: