Луи Буссенар - Монмартрская сирота

— Диана!.. Вы здесь!.. Какими судьбами?..

— Очень просто, мой дорогой! Я ни на минуту не упускала тебя из виду… Я знала о твоем отъезде… о твоем пребывании во Франции… О поступлении в труппу «Буффало»… Я следила за каждым твоим шагом, за каждым движением, потому что ты мне дороже всего в мире… Женщина, которая любит, способна на все, а я обожаю тебя…

Он улыбнулся и сказал:

— Вы говорите, что меня любите, а чуть не отправили на тот свет в Воздушном Городе.

— Потому что я люблю тебя до преступления… Ты должен принадлежать мне или никому… Можешь быть уверен, что я не пережила бы тебя и убила бы себя над твоим трупом.

На красивом мужественном лице Стального Тела появилась улыбка.

— Ты надо мной смеешься? — спросила его Диана обиженным тоном. — Ты не веришь мне?

— Нет, — ответил он. — Но не смешно ли, что к словам любви у нас постоянно примешиваются фразы о смерти, убийстве и тому подобное.

Диана, в свою очередь, рассмеялась и заговорила, переходя то на «ты», то на «вы»:

— В самом деле, вы правы! Какое я странное существо. Я вечно слишком увлекаюсь, желая добиться своих целей, а потом мне приходится исправлять ошибки, которых легко можно было избежать. Знаешь, я теперь стала другой и не могу без смеха вспомнить, как хотела женить тебя на себе. Я люблю тебя всем сердцем и без всяких условий.

С этими словами она обвила Стальное Тело за шею и страстно прижалась к его груди.

Ласки прелестной женщины, ее пылкие, страстные признания, искренность чувства, в которой невозможно было сомневаться, вскружили голову молодому человеку и пробудили в нем страсть, которую он некогда питал к этому чарующему созданию.

Он ее пылко обнял, и губы их слились в поцелуе.

Карета остановилась у подъезда роскошного дворца.

В вестибюле первого этажа ходил взад и вперед высокий худой человек с козлиной бородкой, жуя табак и время от времени брызгая желтой слюной.

Он тотчас же узнал Стальное Тело, пожал ему руку и похлопал по плечу.

— Черт возьми! Это никак вы, господин полковник, — сказал, смеясь, Стальное Тело. — Значит, вы благополучно выбрались из погреба в Денвере… Поздравляю…

— По вашей милости мы тогда потеряли миллионов на полтораста золота, знаете ли, мой дорогой?..

— Ба! — сказала, пожимая плечами, Диана. — К чему мне золото… Лишь бы не потерять тебя, мое сокровище, — обратилась она к Стальному Телу, нисколько не стесняясь присутствия янки, как если бы он был домашним животным.

Она поручила полковнику сделать распоряжения относительно обеда и, взяв под руку молодого человека, повела его к себе.

Оставшись, наконец, наедине в небольшой, роскошно убранной комнате, они бросились друг другу в объятия, забыв про все на свете.

Диана всем сердцем, всем существом любила Стальное Тело. Ее жгучая, безумная страсть не ослепляла ее, однако, настолько, чтобы не замечать, что сердце Стального Тела не принадлежит ей всецело. Если он и любил ее, то не той глубокой, безраздельной любовью, какой добивалась Диана.

Со дня новой встречи ее не покидал страх, как бы этот человек, в любви которого она видела смысл своего существования, снова не оставил ее тосковать в одиночестве.

Она поэтому очень старалась заполнить его жизнь, привязать к себе, стать для него необходимой.

Обыкновенно резкая, упрямая, властная, она стала нежной, ласковой, покорной. Ни на миг не давала она ему скучать, с поразительным искусством разнообразила она время, занимая его то музыкой, то пением, то остроумной беседой.

Порывы страсти бросали ее как безумную в объятия молодого человека, воспламеняли его — и он забывал тогда и про широкий простор прерий, и про свободу, и про Элизу, из-за которой покинул Америку…

ГЛАВА VIII

емья Дэрош переехала с Avenue de l’Opera на Avenue Hoche в собственный особняк, который банкир Террье приобрел и роскошно обставил для своего богатого клиента.

Мебель, картины, посуда, украшения тонкой художественной работы — все это было приобретено в самый короткий срок, и чуть ли не в двадцать четыре часа семья Дэрош имела свое серебро, белье, постели.

Кучера, лакеи, горничные, метрдотель, повар с поварятами — целый штат прислуги был в их распоряжении.

Несмотря, однако, на такую роскошь, эти чудом разбогатевшие труженики остались теми же простыми, добрыми людьми.

Челяди это не нравилось.

Кучера были неприступны; лакеи держали себя с важностью дипломатов и, кичась знакомством с графом N. или герцогом X., за лошадьми которых они имели честь ухаживать, считали, казалось, для себя унижением прислуживать таким простым людям; горничные полны были высокомерия, складывали губы сердечком и возвышали при разговоре голос, подражая дамам высшего света; повар мало обращал внимания на меню, но зато, как человек практичный, усердно пририсовывал в счетах хвостики к нулям.

Привыкшие к служащим ранчо Монмартр, которые как бы входили в их семью, или к прислуге в отеле, относящейся безразлично к ежедневно меняющимся господам, семья Дэрош впервые познакомилась с порочностью современной челяди.

Но она составляла часть той роскоши, которая необходима была Дэрошу для достижения своей цели, и поэтому он с ней мирился.

Дней через десять после переезда в свой особняк Дэрош пригласил банкира Террье и его друга-полковника на завтрак.

Граф Шамбержо воображал, что поразил этих простых людей благородством происхождения, блеском чина и достоинствами светского человека и интересного собеседника. Он не сомневался, что произвел сильное впечатление на Элизу.

Он замечал, как она краснела и бледнела при его появлении, и самодовольно улыбался, думая о ее миллионах. Завтрак, начиная с сервировки и кончая винами, был безупречен.

Граф все это заметил и оценил со свойственным ему тактом, в то время как банкир приходил от всего в шумный восторг.

Полковник был необыкновенно любезен с дамами.

После завтрака мужчины отправились на половину Дэроша поговорить о делах.

Владелец ранчо с обычной непосредственностью приступил прямо к делу.

— Господин граф, — обратился он к полковнику, — господин Террье обратился ко мне от вашего имени за незначительной услугой. Я в вашем полном распоряжении, граф.

Простак Дэрош, изображая из себя комедианта, употреблял все усилия, чтобы показать себя человеком, который бесконечно осчастливлен знакомством с представителем столь знатного рода и возможностью оказать ему услугу.

Шамбержо и Террье видели в нем американца, набитого долларами, прельщенного знатным титулом и лелеющего мечту сделать свою дочь графиней.