Иван Новожилов - Королевский гамбит

Улицы города погрузились во мрак. Лишь сквозь зашторенные окна кафе “Рим” просачивался свет. Оттуда доносились звуки джаза и гнусавый тенор Сластина. По мостовой, громыхая сапогами, двигался патруль. Один из солдат свернул к кафе и, заметив темную фигуру прислонившегося к рекламному щиту Соколова, потребовал документы. Взглянув на удостоверение, солдат взял под козырек и удалился.

Улица опять опустела. Соколов курил, напряженно всматриваясь в густую темноту ночи. И вот вдали едва различимо мигнул огонек папиросы. Мигнул раз—другой и описал широкий круг. Майор оживился, стряхнул с сигареты пепел и в свою очередь описал ею широкий круг: “Сигнал принял. Иду”.

Переодевались на задворках. Форма штурмбанфюрера СС пришлась Соколову впору. Николай, Демьян, Михаил и Янис при свете карманных фонарей критически осмотрели его с ног до головы и не обнаружили никаких изъянов.

— Письмо, — обратился майор к Николаю. — Да, да… Это самое, — спрятав конверт в нагрудный карман френча, спросил: — У Зеккеля гости бывают?

— Редко. Живет, как монах. А вот сосед у него шумный. С вечера и до утра веселье.

— Полянский, прихватите флакон. Повторяю, по комнате не расхаживать, не разговаривать и даже не переглядываться, стоять у порога. Оружие держать на взводе. Михаил, Янис, вы дежурите в подъезде.

В частях СС нередко прибегали к этому способу. Чтобы провинившийся офицер мог загладить неблаговидный поступок, ему посылали записку с предложением “спасти честь мундира”. Соколов и решил вручить Зеккелю подобное письмо.

У затемненного многоэтажного здания на улице Геринга Демьян остановился, оглянулся, хотя в кромешной тьме вряд ли можно было вообще что-нибудь различить, и вполголоса проговорил:

— Второй подъезд, третий этаж, дверь налево. Денщика он отпускает до утра.

Поднимались на ощупь. Нашли дверь. Соколов нажал кнопку звонка. За дверью послышались неторопливые шаги, кто-то кашлянул и чуть удивленно спросил:

— Кто там?

— Мне нужен оберштурмфюрер Эрих Зеккель! — по-немецки сказал Соколов.

Звякнула цепочка.

— Слушаю вас, господин штурмбанфюрер? — розовощекий лысый толстяк настороженно оглядывал в приоткрытую дверь незнакомого офицера.

— Я ожидал более теплого приема, — надменно проговорил Соколов.

Зеккель нерешительно откинул цепочку. Майор переступил порог.

— Штурмбанфюрер Иоганн Балк! Может быть, пригласите в комнату?

— Да, да, господин штурмбанфюрер, — Зеккель торопливо пробежал пальцами по пуговицам расстегнутого мундира. Его встревожил столь поздний визит незнакомых офицеров СС — штурмбан-фюрера, гауптштурмфюрера и оберштурмфюрера. Маслянистые глазки толстяка беспокойно шарили по каменным лицам пришедших.

— Оберштурмфюрер Эрих Зеккель, — официально проговорил Соколов. — Вручаю вам лично. Распишитесь, — и вытащил из кармана засургученный пакет.

Зеккель расписался и вскрыл его. К ногам упала миниатюрная картонная коробочка. Подхватив ее с ковра, оберштурмфюрер углубился в письмо. Соколов следил за тем, как по мере чтения смертельная бледность покрывает розовые щеки, перекидывается на лоб Зеккеля. Тяжелый раздвоенный подбородок отвис. На лысине выступила испарина. Глаза замерли, уставившись расширенными зрачками в одну точку.

— Ваш ответ, Эрих Зеккель, — холодно проговорил Соколов.

— Здесь, вероятно… — язык не повиновался оберштурмфюреру. — Только сегодня я получил дополнительный приказ рейхсфюрера о формировании специальных отрядов, — он суетливо подбежал к небольшому настольному сейфу и достал коричневую папку. — Вот планы дислокации отрядов, список командиров, их адреса…

— Эрих Зеккель, меня это не касается. И тем более, что на днях оберст фон Штауберг приказал вам лично немедленно сдать эти документы в управление. От себя могу добавить, что сейчас вы выбалтываете секретные сведения!

— Тогда… тогда я… да… да… я, — отупело бормотал оберштурмфюрер, сжимая коробочку.

Ночью майор впервые за время пребывания в школе заглянул к Левченко. Денщик принял его визит, как дань своему “высокому” положению. Небрежно развалясь на койке, он грыз зубочистку и сыто щурился.

— А раньше недосуг было, — снисходительным тоном выговорил он. — Правда, я тоже недавно освободился…

— Работа, — полушутливо заметил Соколов, — и у меня и у тебя ее по горло.

— Я вот отдыхаю.

— Ну, ну, не стану тогда мешать, — майор повернулся к выходу, но Левченко вскочил с кровати.

— Подожди! Гордый ты, Сарычев. Садись! — и вытащил из тумбочки бутылку не то французского, не то итальянского вина, со стуком поставил ее на стол. — Обмоем назначение?

— Не буду! Отдохнуть и мне надо… Завтра встретимся.

— Не выйдет: с зарей бегать начну. Теперь, если встречаться, так только по ночам… но для тебя выкрою утречком с полчасика. Захвати бутылку. Хотя ладно, пусть остается, завтра сам принесу.

Утром он стукнул несколько раз кулаком в дверь Соколова и, не получив разрешения, вошел в комнату.

— Спишь?

— Как видишь, — ответил майор, кутаясь в одеяло.

Левченко уселся верхом на стул и проговорил горестно:

— Спишь. А вот скоро круглые сутки во все глаза смотреть будешь.

— Почему?

— Чэпэ! Одно за другим, одно за другим… Крафту из управления звонили. Бокшат говорит, что оберштурмфюрер Зеккель отравился! Цианистый калий принял… Никто в толк взять не может, из-за чего!

И в самом деле многие не могли понять причины самоубийства Эриха Зеккеля. А она — эта причина лежала на столе фон Штауберга.

Оберст метался по кабинету. Вызванные офицеры застыли перед ним и, словно заводные куклы, вращали головами вправо и влево, следя за ним глазами.

— Что это? — гремел фон Штауберг. — Злая, неудачная шутка, провокация, нападение? — он схватил письмо и снова начал читать: “Эрих Зеккель. Загадочное убийство оберста Мюллера непосредственно связано с вашей деятельностью в Риге. Надеюсь, долг офицера СС подскажет вам, как спасти честь мундира. Рейхсфюрер Генрих Гиммлер”. Рейхсфюрер! Рейхсфюрер! — с остервенением скомкав бумагу, фон Штауберг бросил ее в корзину. — Надо быть безмозглым идиотом, чтобы поверить этому! Тупица, не додумался, что рейхсфюрер и понятия не имеет о каком-то оберштурмфюрере! До чего дошло! Мне приходится заниматься делами полиции, СС, СД! Для чего же вы здесь торчите?

Штауберг рухнул в кресло и полузакрыл глаза. Все стояли, боясь шелохнуться. Наконец, устало разомкнув веки, оберст потер ладонью лоб и виски.

— Докладывайте.

— Гер оберст! Служебные собаки следов не обнаружили. Документы и бумаги на месте.