Марк Твен - Выдержал, или Попривык и вынес

Но, вѣроятно, читатель ждетъ объясненія. „Потайнымъ слоемъ“ называется залежь, которая не выступаетъ поверхъ земли; рудокопъ не можетъ знать объ ея существованіи, на нее натыкаются случайно, дѣлая шахту или при прорытіи тоннеля. Хигбай хорошо зналъ скалу „Обширнаго Запада“, и чѣмъ болѣе онъ разсматривалъ новое развѣтвленіе, тѣмъ болѣе убѣждался, что руда эта не могла происходить отъ жилы „Обширнаго Запада“. Итакъ, ему одному пришло въ голову, что внизу, на днѣ шахты, долженъ находиться потайной слой, существованіе котораго даже рабочіе „Обширнаго Запада“ не подозрѣвали, и дѣйствительно онъ былъ правъ. Когда онъ спустился въ шахту, то нашелъ, что потайной слой совершенно самостоятельно проходилъ черезъ жилу „Обширнаго Запада“, разрѣзая ее діагонально, и что имѣлъ хорошо обозначенную свою наружную оболочку и глиноземъ. Изъ этого слѣдуетъ, что слой этотъ былъ общественнымъ достояніемъ. Обѣ залежи отлично обозначались, и минеру легко было опредѣлить, который принадлежитъ „Обширному Западу“, и который нѣтъ.

Мы предположили, что не дурно было бы имѣть въ этомъ дѣлѣ энергичнаго товарища, и потому пригласили къ себѣ вечеромъ главнаго приказчика „Обширнаго Запада“ и передали ему наше открытіе. Хигбай сказалъ:

— Мы собираемся пріобрѣсти въ свою собственность этотъ потайной слой, подадимъ на него заявленія и тогда уже запретимъ обществу „Обширнаго Запада“ брать куски отъ этой скалы. Вы ничѣмъ не можете помочь обществу по этому дѣлу, неправда ли? Да и никто не можетъ. Я спущусь хотя вмѣстѣ съ вами въ шахту и докажу вамъ, что есть потайной слой. Теперь мы вамъ предлагаемъ слѣдующее: присоединиться къ намъ и подать вмѣстѣ заявленія на этотъ слой. Что вы на это скажете?

Ну, что же могъ сказать на это человѣкъ, которому случай даетъ возможность пріобрѣсти состояніе легко, не рискуя ничѣмъ, никого не обижая и не подвергая своего имени никакому безчестію?

Онъ могъ только отвѣтить „согласенъ“.

Въ эту же ночь заявленіе было помѣщено и надлежащимъ образомъ записано въ книгахъ. Мы заявили требованіе на двѣсти футовъ каждый, всего значитъ на шестьсотъ, и составили бы самое маленькое и тѣсное общество въ области, съ которымъ легко было бы справиться.

Надѣюсь, что всякій пойметъ, что въ эту ночь мы не могли сомкнуть глазъ. Хигбай и я хотя и легли спать около полуночи, но вѣрно только для того, чтобы все время лежать съ открытыми глазами, думать и мечтать о будущемъ.

Повалившаяся на бокъ хижина наша, безъ пола, казалась мнѣ дворцомъ, рваныя сѣрыя одѣяла были въ моихъ глазахъ шелковыми, мебель — вся изъ розоваго и краснаго дерева. Каждый разъ, какъ приходила мнѣ въ голову какая-нибудь новая фантазія роскоши, я волновался, метался по кровати и задыхался отъ наплыва мыслей, вслѣдствіе которыхъ внезапно садился въ кровати, какъ будто ко мнѣ приложили электрическій токъ. Мы перебрасывались отрывочнымъ разговоромъ. Хигбай спросилъ:

— Когда вы думаете вернуться домой, въ Штаты?

— Завтра, — въ это время одинъ или два нервныхъ поддергиваній заставляютъ меня принять сидячее положеніе, — То есть нѣтъ, но въ будущемъ мѣсяцѣ, навѣрное.

— Мы поѣдемъ на одномъ и томъ же пароходѣ.

— Согласенъ.

Молчаніе.

— На пароходѣ № 10?

— Да, нѣтъ, на № 1.

— Хорошо.

Опять молчаніе.

— Гдѣ намѣрены вы поселиться? — спросилъ Хигбай.

— Въ Санъ-Франциско.

— Дѣло, я также.

Молчаніе.

— Слишкомъ высоки, слишкомъ много придется все лазить, — слышится изъ устъ Хигбай.

— Что такое?

— Я думалъ о горѣ Рашіонъ, выстроить тамъ наверху домъ.

— Слишкомъ много придется лазить? Да развѣ вы не намѣрены держать лошадей?

— Конечно, буду. Я объ этомъ забылъ.

Молчаніе.

— Какой домъ хотите вы построить?

— Я объ этомъ только-что думалъ. Трехъ-этажный съ мезониномъ.

— Но какой, изъ чего?

— Ну, этого я еще не знаю. Кирпичный, вѣроятно.

— Кирпичный абрисъ.

— Почему? Какая же ваша мысль?

— Коричневый каменный, зеркальныя французскія стекла, билліардная комната близъ естоловой — лѣпная работа и живопись, два акра прелестнаго газона — теплицы, чугунную собаку на парадномъ крыльцѣ, сѣрыхъ лошадей, ландо и кучера съ кокардой на шляпѣ!

— Недурно.

Продолжительное молчаніе.

— Когда думаете вы выѣхать въ Европу?

— Объ этомъ я еще не думалъ. А вы когда?

— Весною.

— Чтобы пробыть все лѣто?

— Все лѣто! Я останусь тамъ три года.

— Неужели? Вы это серьезно говорите?

— Конечно.

— Я также поѣду,

— Конечно, поѣдемте.

— Въ какую часть Европы поѣдете вы?

— Повсюду. Во Францію, Англію, Германію, въ Испанію, Италію, Швейцарію, въ Сирію, въ Грецію, въ Палестину, въ Аравію, въ Персію, въ Египетъ, вездѣ и повсюду.

— Я согласенъ.

— Отлично.

— Вотъ будетъ важная поѣздка!

— Иы истратимъ сорокъ или пятьдесятъ тысячъ долларовъ, какъ ничего, во всякомъ случаѣ.

Еще продолжительное молчаніе.

— Хигбай, мы должны мяснику шесть долларовъ, онъ угрожалъ остановить наши…

— Съ чорту мясника!

— Аминь!

И вотъ такъ-то оно и шло. Въ три часа ночи мы рѣшили, что не стоитъ уже засыпать, встали и начали играть въ карты, курить трубку и такъ продолжали до самаго восхода солнца. Недѣля эта была моя, т. е. я долженъ былъ готовить кушанье. Я всегда ненавидѣлъ стряпать, а теперь просто не могъ и думать объ этомъ.

По всему городу разнесся слухъ о нашей претензіи на новооткрытый слой. Предыдущее возбужденіе было велико, но это было вдвое больше. Я ходилъ по улицамъ веселый и счастливый. Хигбай разсказывалъ, что главному приказчику предлагали за его третью часть руды двѣсти тысячъ долларовъ. Но я сказалъ на это, что ни за какую цѣну не продамъ своей части. Мои мечты парили гораздо выше, я цѣнилъ свою особу не менѣе милліона. Я до сихъ поръ убѣжденъ, предложи мнѣ въ то время кто-нибудь эту сумму, я бы только сталъ требовать вдвое больше.

Я испыталъ большое удовольствіе чувствовать себя богатымъ. Одинъ человѣкъ предложилъ мнѣ купить у него лошадь за триста долларовъ, и соглашался взять съ меня только простую росписку. Это предложеніе со стороны продавца убѣдило меня въ моемъ богатствѣ, я чувствовалъ себя богачемъ и ни одной минуты въ этомъ не сомнѣвался. Послѣдующіе многочисленные факты еще сильнѣе потвердили мое положеніе, напримѣръ, мясникъ: оставилъ намъ мяса вдвое больше прежняго и не заикнулся даже о деньгахъ.

По мѣстнымъ законамъ, предъявители требованій на залежи были обязаны, въ продолженіе десяти дней непремѣнно начать какія-нибудь работы на заявленной мѣстности; въ случаѣ неисполненія этого закона каждый новопришедшій имѣлъ право на эту землю и могъ подавать, со своей стороны, новыя заявленія. Зная это, у насъ было рѣшено завтра же начать работы. Въ серединѣ дня, выходя изъ почтоваго отдѣленія, я встрѣтилъ мистера Гардинера, который передалъ мнѣ, что капитанъ Джонъ Най лежалъ у него опасно больнымъ и что ни онъ, ни жена его не въ силахъ были за нимъ ухаживать и не могли предоставить, ему всего необходимаго въ его положеніи. Я попросилъ его подождать меня немного, чтобы вмѣстѣ идти къ больному. Я побѣжалъ домой съ намѣреніемъ сообщить Хигбаю о причинѣ моего отсутствія, но не засталъ его дома и написалъ ему записку, которую положилъ на столъ, и минутъ черезъ десять я уже сидѣлъ съ Гардинеромъ въ его фурѣ и выѣзжалъ изъ города.