Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)

— Постой, я кое-что скажу тебе, — произнес он наконец. — Мы останемся здесь на три дня. Если ты пообещаешь не вредить нам и негра до этого не допустишь, я, пожалуй, сообщу тебе, где его найти…

Я, разумеется, обещал.

— Один фермер, зовут его Сайлас Ф… — Тут герцог вдруг запнулся на полуслове. Как видите, он хотел сказать мне всю правду, да раздумал. Доверяться мне он не хотел, ему важно было только избавиться от меня, чтобы я не мешал ему целых три дня, — Итак, — продолжал он, — негра купил один человек по имени Абраам Фостер, запомни хорошенько — Абраам Фос-тер — живет он в сорока милях отсюда, по дороге в Лафайет…

— Ладно, — сказал я, — туда можно дойти в три дня. Я отправлюсь нынче же после обеда.

— Нет, ты отправишься сейчас же; только смотри, не теряй времени и дорогой не зевай по сторонам. Держи язык за зубами, да иди себе вперед, и тогда мы тебя не тронем, слышишь?

Я только и ждал этого приказания, ради этого я и старался. Мне было необходимо быть совершенно свободным, чтобы приняться за выполнение своего плана.

— Ну ступай, — сказал герцог, — можешь объяснить мистеру Фостеру, что тебе нужно. Пожалуй, тебе удастся его уверить, что Джим — твой собственный негр, есть ведь идиоты, которые не требуют никаких документов, по крайней мере, я слыхал, что такие водятся здесь, на Юге. Покажешь ему афишу, и, может быть, он поверит, когда ты объяснишь ему, для какой цели все это было сделано. Теперь проваливай и говори ему что тебе угодно, только смотри не давай воли языку, покуда не доберешься до места.

Я расстался с ним и пошел по дороге, в глубь страны. Я не оглядывался, но чувствовал, что он пристально за мной наблюдает. Из осторожности я прошел прямым путем целую милю, не сворачивая, а потом пустился назад, лесом, по направлению к ферме Фелпса. Я рассчитал, что лучше сразу же приняться за выполнение моего плана, не долго думая; ведь надо было предупредить Джима, чтобы он молчал, покуда не уберутся отсюда эти негодяи. Не хотелось мне связываться с ними. Я выведал от них все, что мне было нужно, и теперь желал отделаться от них навсегда.

Глава XXXII

На ферме. — Ошибка. — Гек попадает в затруднительное положение.

Когда я пришел на ферму, там было тихо и мирно, словно в воскресный день; солнце палило немилосердно; все ушли в поле на работу. В воздухе стояло слабое жужжанье майских жуков, от которого всегда кажется так безлюдно кругом, словно все вымерло; а когда повеет ветерок и зашелестит листьями, вам сделается вдруг так грустно на душе, как будто духи шепчутся, духи людей, умерших много-много лет тому назад, и чудится вам, будто они про вас шепчутся… Обычно в такие минуты мне тоже хочется умереть и сразу покончить с тревогами жизни!

У Фелпса была довольно маленькая хлопковая плантация. Устройство их везде одинаково: широкий двор, обнесенный забором, приступки, сделанные из бревен, распиленных и сложенных одно на другое, в виде бочонков разной величины, чтобы можно было лазить через забор; эти ступеньки служат также для женщин, чтобы они могли садиться на лошадь. На просторном дворе виднеются кое-где клочья тощей травки, но большей частью он совсем гладкий и обнаженный, точно старая шляпа с вытертым ворсом. На дворе большой бревенчатый хозяйский дом, потом кухня с широкой открытой галереей, соединяющей ее с жилым домом; за кухней — амбар, такой же бревенчатый; дальше — три маленьких хижины для негров, выстроенные в ряд, потом — прачечная особняком у заднего забора и кое-какие хозяйственные пристройки; у дверей прачечной стоит ящик с золой и большой котел для кипячения белья; возле кухни скамейка, бак с водой и тыквенная бутылка; на солнышке спит собака, а там, подальше, растянулось еще несколько собак; в уголке двора — два-три тенистых дерева; у забора — несколько кустов смородины и крыжовника; по ту сторону забора — сад и грядки арбузов; а дальше начинается хлопковая плантация. За полями — лес.

Я обошел кругом, вскарабкался по задней лесенке, возле прачечной, и направился к кухне. Пройдя несколько шагов, я услышал глухое гуденье прялки, то стихающее, то усиливающееся. Вот тогда-то мной еще пуще овладело желание умереть: по-моему, это самый унылый звук на свете!

Я пошел дальше; определенного плана у меня не было, я отдался на волю Провидения, авось оно подскажет мне нужные слова в трудную минуту — я уж замечал, что Провидение всегда подсказывает мне, что соврать, стоит мне только положиться на него.

Когда я уже почти дошел до кухни, поднялась одна собака, вслед за ней другая и кинулись ко мне, — разумеется, я остановился и уставился на них не шевелясь. И подняли же они лай! В одну секунду я стал как бы осью колеса, если можно так выразиться, а собаки — спицами; штук пятнадцать их собралось вокруг меня; вытянув шеи и носы, они заливались отчаянным лаем и воем. Да еще все новые прибывали отовсюду — перескакивали через заборы, вылезали изо всех уголков и неслись ко мне.

Из кухни выскочила негритянка со скалкой в руках.

— Прочь, Тигр, пошел вон! Слот, молчать! — Она хватила скалкой сперва одного, потом другого пса, они отскочили с воем, вслед за ними отстали и другие, а спустя секунду, смотришь, чуть не вся стая вернулась назад, махая хвостами и ластясь ко мне. Собака животное хорошее и доброе!

За негритянкой высыпали из кухни маленькая черная девочка и два черных мальчугана, в одних рубашонках; они повисли у матери на подоле и выглядывали оттуда испуганными глазенками. Но вот из дому бегом выбежала белая женщина лет сорока пяти или пятидесяти, с веретеном в руках, а за ней белые ребятишки. Она широко улыбалась и восклицала:

— Это ты! Наконец-то!

Даже не подумав, я ответил:

— Да, это я, мэм.

Она бросилась мне на шею, целовала, обнимала, потом принялась трясти за обе руки; слезы так и капали у нее из глаз; кажется, и конца не будет ласкам и объятиям!

— Ты, однако, ничуточки не похож на свою мать, — проговорила она. — Ах, господи! Как же я рада тебя видеть, голубчик мой, вот так бы и съела тебя! Дети, это ваш двоюродный брат Том, поздоровайтесь с ним, — обратилась она к ребятишкам, выглядывавшим из-за ее юбки.

Но ребятишки опустили головы, сунули пальцы в рот и запрятались еще дальше в складки ее платья.

— Лиза, — крикнула она, — дай ему чего-нибудь горячего позавтракать, да проворней смотри!.. Или ты уже поел на пароходе?

Я отвечал, что завтракал на пароходе. Тогда она направилась к дому, ведя меня за руку, а ребятишки бежали за нами. Там она посадила меня на стул с дырявым сиденьем, а сама поместилась напротив, на низеньком табурете, взяла меня за руки и затараторила: