Николай Томан - Если даже придется погибнуть...

Раздумья Черкесова прерывает звонок Глебова.

— Олег Владимирович, — торопливо сообщает старший лейтенант, — нас с вами срочно вызывают к полковнику Денисову. Заехать за вами?

— Не нужно, я доберусь и так.

— Очень хотелось о многом с вами поговорить, — вздыхает он, опуская трубку и поворачиваясь к Валентине, — но…

— Долг службы, — грустно улыбаясь, заканчивает за него Валентина. — Надеюсь, однако, что это не последняя наша встреча…

Конечно, по-всякому можно истолковать ее слова, но для Черкесова в них заключена надежда… Надежда на что-то большее, чем только встреча.

17. Вика Иванова сообщает координаты Михаила

Как только Черкесов входит, полковник Денисов отрывается от чтения каких-то документов и, невесело усмехаясь, произносит:

— Я мог бы начать наш разговор словами гоголевского городничего, но сейчас не до шуток, ибо мне предстоит сообщить вам действительно не очень приятное известие. Из Подольска нас уведомили, что машина Благого-Дерябина в пункт назначения не прибыла. Несколько минут назад пришло известие, что ее обнаружили брошенной неподалеку от кольцевой дороги, в районе Кузьминок. Похоже, что кто-то предупредил Благого.

— Это могли сделать те, кто принимал участие в составлении его портрета, — замечает Глебов.

— Но не Ясенев же и не Лиханов? — невольно вырывается у Черкесова.

— Я тоже думаю, что не они, — соглашается полковник. — Но ведь вы показывали варианты его портрета и тем, кого подозревали в убийстве Зиминой. Разве не могли они сообщить об этом Благому?

Полковник Денисов вопросительно смотрит на работников райотдела. Некоторое время все молчат. Потом просит слова Черкесов:

— Вы правы, товарищ полковник, кто-то из них вполне мог это сделать. И ни у Благого, ни у Джеймса нет, конечно, ни малейших сомнений, что портрет Благого изготовлен главным образом с помощью Ясенева. Они, конечно, опасаются, что с его помощью может быть создан и портрет Джеймса. И вне всяких сомнений, попытаются как можно скорее расправиться с Ясеневым. А обстановка для этого очень благоприятна. Михаил ведь на даче у своего приятеля Володи Иванова, который, кстати, тоже сбежал в свое время от Джеймса.

— Вам известно, где эта дача? — спрашивает полковник.

— Что вам удалось узнать об Иванове, товарищ Глебов? — обращается Черкесов к старшему лейтенанту.

— Выяснилось, что родители Владимира Иванова никуда не уезжали из Москвы. Перебрались только в другой район.

— И у вас есть их новый адрес? — обращается к нему Денисов.

— Да, товарищ полковник.

— Тогда нужно немедленно разыскать этих ребят.

Отца Володи не оказывается дома, он все еще на каком-то заседании в министерстве. Черкесов представляется его супруге дядей школьного приятеля их сына.

— Вы извините, пожалуйста, что я вас беспокою, — объясняет он причину своего прихода. — Племянник мой Михаил, не спросив ни у кого разрешения, уехал, оказывается, на дачу к вашему Володе.

— Но я просто никакого понятия об этом не имею, — говорит Иванова. — Меня целый день дома не было. Вот, может быть, Вика в курсе… — поворачивается она к дочери.

— Да, мама, я в курсе, — солидно отзывается Вика. — Миша был тут. Ты его тоже знаешь, мама, он заходил к нам как-то. Мы еще думали, что он из той компании… Но он вообще у вас со странностями, — говорит она Черкесову. — Я ему рассказала, как на нашу дачу ехать, до метро даже проводила: мне как раз к подруге нужно было. Идем мы с ним, разговариваем, а он все озирается по сторонам. Показалось ему, будто бы разговор наш кто-то подслушивает…

— Может быть, и в самом деле?

— Вообще-то действительно шел за нами какой-то парень…

— Вы о чем-нибудь интересном говорили или слишком громко? — любопытствует Черкесов. — Громкий разговор обычно привлекает любопытных.

— Да о чем таком могли мы говорить, если я всего второй раз в жизни Мишу вашего видела? Попросила его только передать привет Володе. И разговаривали мы не очень громко. Обыкновенно. А вы что, очень рассердились на Мишу, что он без спросу в Ландышевку уехал? Если хотите, мы можем дать вам телефон нашей дачи.

— Что уж теперь с ним поделаешь! — вздыхает Черкесов. — А телефон на всякий случай дайте. Позвоню ему завтра, если не приедет.

18. Беспокойная ночь

— Ты уверен, что он тебя выследил? — дрогнувшим голосом спрашивает Михаила Владимир.

— Почти не сомневаюсь…

— Почти?

— До Ландышевки, во всяком случае, он меня проследил.

— Ну если до Ландышевки, значит, все…

— Это еще надо проверить.

— А как?

— Когда стемнеет, он непременно к даче подберется. И тогда уж мы его…

— Схватим?

— Ну да! Засядем в кустах у ворот и схватим, как только он…

— А если это будет сам Благой?

— Ну едва ли…

Как быть с Благим, Михаил просто не знает. С ним не справиться, конечно. Он, наверное, вооружен не одной только финкой…

— Слушай! — хватает вдруг Михаил Владимира за руку. — А у твоего отца нет ли охотничьего ружья?

— Есть двустволка.

— И патроны?

Владимир утвердительно кивает головой.

— Давай тогда тащи сюда, чтобы только тетя Поля не заметила. Да ты не бойся — я с двустволкой умею обращаться. Ходил когда-то с отцом на охоту.

Это уж он сочиняет. Отцу его некогда было ходить на охоту, но ружье у него действительно было, и Михаил несколько раз стрелял из него. Когда Владимир выносит из соседней комнаты отцовскую двустволку, Михаил берет ее с видом заправского охотника, нажимает рычаг затвора, откидывает стволы и заглядывает в патронник.

— Давай патроны! — решительно протягивает он руку в сторону Володи.

— Уже сейчас?

— А чего еще ждать? Смеркается ведь. Надо идти в засаду. Давай по очереди. Иди первым ты, а я попозже.

— А если все-таки Благой?..

— Да нам с этим дробовиком сам черт не страшен! — храбрится Михаил. — Но, если тебе так уж боязно, давай тогда вместе.

Они устраиваются в кустах возле забора. Сквозь широкие щели в досках даже в сумеречном свете хорошо видна тропинка, ведущая к калитке дачи. Первое время они сидят молча, опасаясь разговаривать даже шепотом.

— А не хватится нас тетя Поля? — шепчет на ухо Владимиру Михаил. — Может ведь такой шум поднять.

— Да, это она может, — соглашается Владимир.

— Когда она спать ложится? В десять? А сейчас уже половина десятого. Пойди уговори ее лечь пораньше.

— А как же ты тут один?..