Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 08

— Ну, мы сейчас пытаемся его как-то сузить, — вновь пожал плечами старший опер.

— Они пытаются! — возмутился начальник. — И сколько вы еще намерены пытаться? Ты понимаешь, что дело на контроле в Генеральной? Ведь похищена не какая-то ювелирная финтифлюшка, пускай бы и дорогая. Украли колье, которое император Александр II подарил своей фаворитке, этой… как ее?

— Ванде Кароцци, — подсказал Гринько.

— Вот именно, — кивнул шеф. — А какой нынче год, тебе известно? Год четырехсотлетия династии Романовых! Считай, государственную реликвию, почти святыню «свистнули». Пускай и из частной коллекции, но все одно. А ну как колье за рубежом всплывет? Это ж национальный позор! И соответствующие кадровые решения. И вообще, это уже пятый случай кражи антикварных драгоценностей за последние полгода. И все — на нашей территории!

— Четыре из них нами раскрыты, — встрял Манеев.

Гринько ткнул его в бок локтем, но Демьян Васильевич уже перевел на Манеева налитые кровью глаза.

— Вами?! Молчал бы лучше… А где, между прочим, похищенное по тем делам имущество?

— «Брюлики», думаю, «тю-тю», — вступился за младшего товарища Гринько. — Вы ж знаете, Демьян Василия, несмотря на неопровержимость улик, все «злодеи» вводном «отказе». Один, правда, на следствии вину признавал, но в суде, как водится, заявил, что первоначальные показания выбиты под давлением…

— Ладно, — перебил его начальник, — делать нечего. Ступайте опять на поклон к своей ясновидящей. Только вот что. — Демьян Васильевич помолчал и добавил, значительно чеканя слова: — Об экстрасенсе этом — молчок. Чтоб никому! Даже следователю. Методы нашей работы должны сохраняться в строжайшей тайне. Согласно закону «Об оперативно-розыскной деятельности». Все понятно?

— Так точно! — хором ответили оба опера.

— Вот это-то знаменитое «колье Кароцци» и было месяц назад похищено из квартиры известного коллекционера Ивана Карловича Зябликова-Крузенберга. Главное, обидно: ведь только-только мы с вашей помощью повязали того злодея, что медальон Людовика XVIII «тяпнул» — и снова-здорово. Просто напасть какая-то на наши головы, — рассказывал Гринько, попивая вместе с Манеевым травяной чай в офисе Наины Гималайской — парапсихолога и экстрасенса.

Стены офиса густо покрывали дипломы и сертификаты; в центре, на почетном месте, высился кубок победителя «битвы экстрасенсов».

— То есть без вас, Наина, никак и никуда! — подхватил Манеев. — Пропадаем буквальным образом. Спасайте!

Наина, миниатюрная, весьма привлекательная брюнетка лет тридцати, сочувственно кивнула и спросила:

— А что же сам Иван Карлович? Наверняка он кого-нибудь подозревает.

— В том и штука! — воскликнул Манеев почти радостно. — Грохнули нашего «терпилу»!

Женщина вздернула брови.

— Подожди ты, — недовольно оборвал Манеева старший опер и, обращаясь к Наине, пояснил: — Николай хотел сказать, что, прежде чем завладеть ожерельем, похититель расправился с потерпевшим. Летальным, так сказать, образом.

— Как… он это сделал? — тихо уточнила Наина.

— Отравил. Капнул ему в чай батрахотоксина. Между прочим, редкий, экзотический даже, яд. Добывается из кожных

[Похоже на пропущенную страницу, хотя в исходном файле нумерация страниц не нарушена (189–190)]

При виде бесчинных бандитов людей охватил ужас.

Однако старенький священник, совершавший богослужение, не дрогнул, не прервал своей молитвы. Слухи о грабителях-ляхах — врагах христианской веры — давно ходили по округе. Батюшка тихо прошептал: «Господи, помилуй этих нечестивцев, ибо не ведают, что творят».

В следующую секунду бандиты ворвались в алтарь.

— Подавай сюда золото! — потребовал атаман, обращаясь к отцу Петру.

— У меня его нет, — ровным спокойным голосом ответил батюшка.

— Черевковская церковь — самая богатая в округе, значит, золото должно быть!

— Да, оно было.

— А куда делось?

— Мы отдали его Козьме Минину и князю Пожарскому, чтобы побыстрее изгнать вас, супостатов, с Русской Земли!

Атаман взмахнул нагайкой — на лице священника заалел кровавый рубец.

В этот момент ударил церковный колокол; звуки набата походили на гром среди ясного неба. «Это мой зять Димитрий-Копыто старается, — подумал отец Петр. — Помоги ему, Господи!»

Яцкой рукой дал знак одному из ляхов. Тот быстрым шагом покинул алтарь. Через минуту звук колокола резко оборвался — так замолкает песня лесной птицы, оборванная выстрелом охотника.

— Готово! — еще через минуту доложил лях, войдя в алтарь и опуская окровавленную саблю в ножны.

Атаман нетерпеливо переступил с ноги на ногу, а потом вплотную подошел к отцу Петру и взял его за бороду.

— Куда спрятал золото, сивобородый?

— Я его не прятал, потому что у меня его нет.

— Ты лжешь, старик!

Яцкой дернул отца Петра за бороду, вырвав при этом клок седых волос.

— Я ни разу в своей жизни не лгал, — молвил батюшка.

— Если не скажешь, где оно спрятано, тебя ждет лютая смерть.

Яцкой сделал шаг назад.

— Смерть за Христа для меня не потеря, а приобретение! — Отец Петр сжал ладонями свой священнический наперсный крест. Лицо его засияло неземным светом. — Я всю жизнь служу Господу и только Его боюсь. Можешь ли устрашить меня ты, жалкий слуга сатаны!

Лицо атамана исказила гримаса дикой злобы.

Бандиты, словно дикие звери, набросились на священника и стали его избивать; отец Петр, не выпуская из рук креста, упал.

Храм шумел, как потревоженный улей.

— Душегубы!

— Разбойники!

— Тати!

— Святотатцы! — раздавались голоса из толпы, становясь все громче и громче.

— Очистить церковь! — приказал Яцкой.

Засвистели нагайки. Удары сыпались на головы, плечи, руки и спины прихожан. Как ни сопротивлялись сельчане, как ни кричали, как ни взывали к совести супостатов, ничто не помогало, и вскоре храм опустел.

Начался грабеж: бандиты, разоряя святой алтарь, забрали богослужебные сосуды, напрестольный крест, Евангелие; порушили святой престол, надеясь найти под ним клад, но там ничего не было. Святые образа, написанные искусными изографами, бандиты бросали на пол; если на иконе был серебряный оклад, они грубо срывали его.

Между тем двое дюжих ляхов схватили окровавленного батюшку за руки и выволокли на улицу.

Народ ахнул, женщины запричитали.

Атаман кивком головы отдал распоряжение.

Палачи накинули петлю на ноги священника, а конец веревки привязали к седлу вороного жеребца.