Луи Буссенар - Сын парижанина

— Да, — отозвался американец, — пиши пропало.

— Мы сделали все что могли! А теперь будем сражаться! Приготовим оружие, патроны, чтобы были под рукой…

— Да, — согласился Меринос, — и прикроемся автомобилем. Послужит сразу и дровяным и железным бастионом.

— Подождем, пока совсем не выдохнется… бедняга еще тащится, как запряженная в елку на аттракционе деревянная лошадка под звук трубы, — сказал Тотор и прибавил, обращаясь к Бо, своему живому биноклю: — Что там впереди?

— Всадники по-прежнему скачут нам наперерез.

— Понятно! А другие, товарищи великолепного мистера О’Брайена, пастуха по призванию и бушрейнджера по предназначению… Что про них скажешь?

— Ничего хорошего, идут за нами по пятам.

— Да, по следам покрышек… и накинутся на нас, едва мы остановимся…

Дорога резко повернула, и парижанин вскрикнул:

— Это еще что такое?

В сотне метров показался дом, укрывшийся под рощицей акации. Жилище, сложенное из необтесанных бревен, в таких обычно живут колонисты. Над его входной дверью висел пучок зеленых веток, что во всех странах мира обозначает место продажи спиртных напитков.

— By God! — воскликнул Меринос. — Кабачок!

— Ура, если найдется бензин, керосин или масло — мы спасены.

«Тюх-тюх» — жалобно стонала испускавшая дух машина.

— Ну-ну, еще немного, еще восемьдесят метров, еще шестьдесят… Ну же, старушка, всего сорок коротеньких метров… Ты уж не в силах… Это все равно что моей бабушке пробежать марафонскую дистанцию[177] или позариться на главный приз скачек в Рэсинге!

Машина застыла у самой двери и тяжело дышала, как большая рыба, выброшенная волной на сушу. На шум вышел бандитского вида молодчик шести футов роста, с руками-оглоблями и зверским выражением лица. Все тот же классический наряд этих мест: шерстяная рубашка, красный пояс, сапоги со шпорами и непременная часть этого костюма — пара револьверов.

— Вы — хозяин? — спросил его Тотор.

— Да. И что? — ответил человек с любезностью бизона, которому досаждают комары.

— Есть у вас бензин, керосин?

— Нет. Еще что?

— Досадно. Дайте подумать, — проговорил Тотор, — спирт… мог бы заменить… Гром и молния! Это было бы спасением для нас! Что у вас есть из самого крепкого… скажем, первач?

— Есть сивуха тройной вытяжки, и много… для тех, кто хорошо платит, да еще вперед.

— Продайте мне тридцать галлонов.

— Джина? Виски? Рома? Швейцарского абсента? По два фунта стерлингов галлон. Выкладывайте деньги, выставлю и товар!

— У меня нет наличных, но…

— Что за молокосос заговаривает мне зубы! Нет денег — нет спиртного, и привет! С безденежными я не разговариваю!

— Но подождите, — спокойно продолжал Тотор, хотя гнев переполнял его, — я предлагаю вам сделку… Подпись моего друга ценится здесь дороже золота… Это все равно что поместить капитал под тысячу процентов…

— Хватит! Вон отсюда!

— Зато у меня есть деньги! — крикнул Меринос, спрыгивая на землю. — Пошли в дом.

— Да у тебя и гроша нет! — воскликнул ошеломленный Тотор.

— Пойдем, увидишь.

Молодые люди вошли в заставленный бочонками, бутылками большой зал, где стояли простые стулья.

Кабатчик по привычке зашел за крытую оловом стойку.

— Ну, где деньги? — грубо спросил он.

Меринос уверенно достал из кармана шерстяной рубашки бумажник, тот самый, который был при нем еще на «Каледонце» и где находилась солидная пачка зелененьких.

Предусмотрительный американец никогда не расставался со своим маленьким сокровищем, храня его как зеницу ока. Он твердо верил, что рано или поздно доллары сыграют свою роль. И вот пришло время воспользоваться этим капиталом!

Меринос открыл бумажник, вынул пачку отличных, лишь чуть излохматившихся зелененьких.

— Знакомы вам такие? — спросил он стоявшего за стойкой.

— Да, фальшивые деньги!

— Не говорите глупостей. Вы прекрасно знаете, что это кредитные билеты Американского банка, которые любой меняла купит с закрытыми глазами.

— Ну и что?

— Тут шесть тысяч долларов…

— И пенни не дам за них!

— Да вы с ума сошли!

— Я — англичанин и знаю только английские деньги.

— Послушайте, нам некогда… — сказал парижанин, — у нас кончился бензин… Спирт в крайнем случае может заменить его… Нужно даже не тридцать, а сто галлонов… Я дам за них две тысячи долларов.

— Нет!

— Четыре тысячи!

— Нет!

— Берите все шесть, и кончим дело.

— Нет, нет и нет!

— Чтоб тебя черти поджарили!

— Меринос, Тотор, — воскликнул изменившимся голосом Бо, который был на страже, — всадники обходят, пешие приближаются, через десять минут они будут здесь!

Тут парижанин вышел из себя.

— Подлец, — крикнул он, — ты сам того хотел!

Гигант почувствовал, что пахнет реквизицией[178]. Он испугался и потянулся к револьверу, чтобы выстрелить в упор.

С кем-нибудь другим это и удалось бы. Но попробуйте справиться с таким хватом, как Тотор, ловким, как обезьяна, быстрым, как белка, да еще силачом, каких мало!

Одним прыжком парижанин вскочил на стойку и — хлоп! — нанес страшный удар ногой прямо в лицо кабатчика. Тяжелый сапог подбил глаз, расквасил губы и нос. Брызнула кровь, оглушенный гигант охнул и зашатался. Тотор спрыгнул на пол и, заметив люк в погреб, крикнул Мериносу.

— Скорей сюда, и открой люк… пошире!

Меринос так и сделал, а его друг поднял поверженного противника и сбросил его по лестнице вниз, ускорив спуск еще одним ударом, ногой под ложечку, и насмешливо крикнув вдогонку:

— Осторожно, не разбей стеклышко от часов!

Захлопнув люк, француз подумал: «Хорошо бы какую-нибудь пробку найти, чтобы люк заткнуть… А, вот нашел… стойка!»

Это огромная, массивная глыба из металла и прочного дерева. Вдвоем — и то еле сдвинешь. Но Тотор схватил ее за угол и изо всех сил толкнул руками, плечом, всем телом.

Трах-тарарах! Стойка опрокинулась на люк под грохот бившейся посуды, и довольный Тотор воскликнул:

— Вот теперь можно спокойно заняться делом. Прежде всего напоим нашу лошадку.

Остолбенев от восхищения, Меринос с удовольствием наблюдал за жесткими действиями умелого друга. Положив бумажник обратно в карман, он сказал:

— Да, нужно торопиться. Командуй!

Парижанин уже осматривал строй бочонков, установленных на подмостках. Он на секунду открывал деревянный кран на каждом из них, нюхал и пробовал кончиком языка капли, падавшие в его ладонь.