Дмитрий Быстролетов - Путешествие на край ночи

Это вырвалось так непосредственно, так искренне, что Изольда взглянула на меня и рассмеялась:

— Но ведь это так просто: найдите второй, такой же портсигар и взгляните на того, кто будет держать его в руках: я подарила ему такую же надпись!

— Опять как вызов?

— Нет. В знак торжествующей любви. Прочтите ее, и знайте перед вами стою я, воплощенная в ином образе. Все самое святое, что я нашла в себе, я вложила в этого человека. Отступите от него — он мой!

"Люблю лишь тебя, и вся моя иная любовь — только ничто"…

Эти слова беспрерывно мысленно повторялись где-то внутри, выжигая то доброе и хорошее, что неожиданно проснулось от близости к любимой девушке. Я сидел внешне совершенно спокойно и тихо рассказывал Изольде вчерашнюю историю.

— Кажется, издали мы похожи на брата и сестру, не правда ли?

Изольда благодарно кивнула.

Случайное начало разговора вполне определило характер наших отношений на ближайшее будущее: оно было вспышкой, давшей выход нервной энергии. Конечно, при других обстоятельствах девушка ответила бы на мой вопрос о надписи трафаретной фразой. Но придя ко мне, она чувствовала такую неловкость и смущение, такое исключительное напряжение, страх и желание защищаться, может быть, даже отчаяние, что искренние слова сорвались сами собой — и сразу разрядили обстановку. Девушка нашла себя, обрела внутреннее равновесие и вскоре уже с видимым аппетитом брала с маленького блюда зеленые оливки и кубики едкого сыра и тянула через соломинку виски- сода. По мере того как я говорил, она успокаивалась, и доверие ее ко мне росло. Умелой ложью я удачно убаюкивал ее бдительность, ни в чем, не убеждая, но говоря так, чтобы она из моих слов сама сделала бы потом нужные мне выводы: необходимо было с первых же слов дать характеристику самому себе, подгоняя создаваемый образ под ее наиболее вероятные вкусы и привычки — и мне уже казалось, что для начала дело пошло неплохо.

Теперь любовь к Изольде опять стала страстным влечением охотника к трудно уловимому зверю: я любовался волнами пепельных волос, следил за блеском синих глаз и с особенным удовлетворением отмечал чувственный рисунок рта — все это пригодится в будущем, она не уйдет из моих рук… Но проклятый портсигар лежал на столе, и когда она говорила что-то, я со злобой думал о неизвестном сопернике: "Кто он? Где он? Так наполнить девушку, чтобы при одном лишь воспоминании расцветало лицо… Ничего, увидим… Дам ему бой, и власть над девушкой будет сломлена. Ее не уступлю и не разделю ни с кем… Но раз знакомство состоялось, следует завтра доложить об этом резиденту — она вхожа во многие интересные дома и может нам пригодиться. Вперед".

— Вот и все, что я могу сказать вам. Теперь надо договориться о плане действий против нашего врага.

— Нашего?

— Конечно: вашего — значит и моего.

— Почему?

— По сути самого дела. Вы не спросили, как очутился я позади вас в кустах. Вы понимаете, зачем я…

Слегка покраснев, Изольда отводит глаза и кивает головой.

— Мой молодой друг и я, мы стояли в густой тени у дерева — и вдруг заметили грузную фигуру, присевшую за кустом. Вначале показалось, что неизвестный следит за нами. Я пригляделся и узнал господина Фишера. Потом, стараясь объяснить себе его необычное поведение, заметил Камиллу и вас. Все стало понятным. Пройти равнодушно я не смог.

— Но почему же?

— Нас мало, и мы слабы, а имя нашим сильным врагам — легион. Поэтому нам нужно обороняться сообща. Сегодня я подаю руку помощи вам, чтобы завтра вы подали руку мне!

Холодная рука Изольды, лежавшая в моих горячих руках, ответила слабым пожатием. Я заметил влажный блеск ее синих глаз и деликатно отвернулся. Минуты прошли в молчании. Немного успокоившись, мы закурили.

— Я тоже считаю, что все закончится удачно. Нужно лишь хорошенько подумать, — проговорила, наконец, Изольда, следя глазами за дымком наших сигарет. — В предстоящей борьбе я не так слаба, как вы, вероятно, предполагаете… Я вынуждена была уйти из дома господина Фишера из-за него самого: он влюблен в меня. С такими жестокими и грубыми людьми, да еще с его могучей комплекции, это бывает, я читала что-то в этом роде. Короче говоря, он стал преследовать меня, как разъяренный бык. Смешно? Нет, это было печально и страшно: предлагал жениться… Звал в Париж… Совал в руки чек на крупную сумму. Я старалась успокоить его, найти дружеский тон, но ничего не помогло. Он потерял голову. Стал угрожать… Я ушла. Теперь он торжествует: ему кажется, что он поймал меня!

Изольда презрительно усмехнулась:

— Господин Фишер — настоящий мужчина: властелин и раб. Он слаб своей силой. Друг мой, вы не наблюдали иногда странные просчеты, которые допускают всякого рода охотники и преследователи?

Смущенно я промямлил какой-то ответ.

— Так вот, помогите мне поймать моего ловца. Наша задача — использовать преимущества, которые он сам дал нам в руки.

Мы сидели и шептались, как два заговорщика, взаимно дополняя и подсказывая друг другу удачные мысли. Изольда и я составили, наконец, план действий. Начали мы его в кафе Штейнер, продолжили в дворцовом парке, а закончили в веселом ресторане. Оставшись в такси один, я сначала свистнул от удовольствия, потом задумался, а дома, переодевшись в халат, нахмурился, сжал зубы и опять сел в кресло. Как вчера, но только с иными чувствами.

"Начал я хорошо, подделался под друга во всех отношениях, даже в самом сомнительном. Доверие ее, несомненно, растет. Этому быку я обломаю рога. А дальше? Слово "other" имеет два смысла — другое и иное: другое по количеству и иное по качеству. Может быть, надпись не означает ничего? Просто Изольда дала мне понять, что у нее есть друзья, что она не беззащитна? Чтобы я не закусывал удила? Да это просто детское хвастовство!" Но я вспомнил ее лицо. "Нет, он существует… Это — здоровый и сильный мужчина, и борьба с ним будет нелегка". Я подошел к зеркалу и в раздумье долго глядел на свое отражение: я тоже молод, высок и силен, смуглое лицо кажется решительным и смелым… Нужно бороться! Придется пойти на риск, вроде того, с каким мы играли, когда обыскивали квартиру английских разведчиков, морского офицера Эдгара Янга и его жены Джеральдины. Но сделать налет одному не удастся, придется опять просить помощи у Гришки.

Еще в детские годы я познакомился с семьей старого грузинского дворянина, женатого на молодой русской женщине, служившей вначале у него горничной. От отца Гришка унаследовал густые, черные как смоль волосы, брови и ресницы; от матери — очень бледное лицо и большие серые глаза. Гришка окончил Петербургский морской кадетский корпус и в звании гардемарина попал за границу. В Константинополе мы вместе окончили колледж и вместе добрались до Праги, но здесь наши пути разошлись — я, после двух лет учебы на медицинском факультете, начал учиться на юридическом, окончил его, стал паном доктором и референтом Советского торгпредства, а он поступил в Коммерческий институт, сделался паном инженером и поступил на работу в солидную фирму, связанную с импортом в Чехословакию электрического счетного оборудования. Когда меня привлекли к нелегальной разведывательной работе, я обратился за помощью к старому приятелю. Гришка не сочувствовал ни белым, ни красным, он любил работать, хорошо одеваться и ухаживать за женщинами. Но и Россию он любил тоже, и мое предложение принял хоть и без удовольствия, но всерьез.