Михаил Белов - Полюс холода

— Завтра, — сказал Ваня, — сходим к скале, проверим канат, а там уж решим, что делать. Согласны?

— Согласны.

— О нашем решении никому… Ясно? — предупредил Ваня.

— Ясно!

— Клянемся?

— Клянемся!..

В небольшой ложбине, окруженной кустарником, у костра сидели двое. Недалеко стояли три упряжки оленей с гружеными нартами.

— Ужасный холод! — нарушил молчание человек в новом дубленом полушубке. На ногах его ладно сидели добротные черные валенки, на голове — шапка-ушанка из серого каракуля. По здешним местам человек был одет щегольски. Его спутник выглядел более скромно: на нем — старая меховая кухлянка с капюшоном, общипанная шапка и унты. Рукавицы из волчьего меха на веревках свисали по бокам.

— Адский холод! — повторил первый и выругался; повернув голову к своему спутнику, спросил: — Глотнуть бы каплю, а?

— Я тебе глотну, — скосил глаза тот. — Говорил, меньше пей, замерзнешь. Подогреется мясо, тогда и выпьем.

— Ну скажи, ради бога, куда и зачем мы едем? — со злостью сказал человек в полушубке. — Ну чем не убежище пещера, где сегодня хоронились? Поди, весь день искали нас, а не нашли.

— Глуп ты, Щеголь, — сказал второй. — Разве в пещере можно прожить без огня? Дым костра сразу нас выдаст. Зверобоев не обманешь. — Он вытащил длинный охотничий нож и помешал в банках — запахло мясом; в объемистый котелок бросил полплитки кирпичного чая; потом взял лежащий возле костра хлеб и подавил его пальцами: — Малость оттаял, покормлю олешек.

Он встал и, предупредив Щеголя: «Ты смотри у меня», — пошел к нартам.

— Бочку спирту везем, а выпить нельзя! — проворчал Щеголь и от злости плюнул в костер.

Вернувшись к костру, человек в кухлянке снял закипевший котелок.

— Будем ужинать, — сказал он.

Выпив стакан спирту и съев шестисотграммовую банку мясных консервов, Щеголь почувствовал себя значительно лучше. Густой, как деготь, чай разогнал остаток сонливости и усталости.

— Слушай, Якут, — сказал он. — Старовер — надежный человек? Может, он уже продал нас?

Человек в кухлянке, которого он назвал Якутом, криво улыбнулся, показав желтые редкие зубы.

— Старовер — стреляный волк. С ним не пропадешь!

— Старовер, а разными пакостями занимается. Я думал, староверы — праведные люди, — заметил Щеголь.

— Он и так праведный. В случае чего, и из тебя дух вышибет. Видел, как кулаком оглоушил сторожа?

— Мы куда, к нему едем? Живет-то он где?

— Не знаю. Наверное, там где-нибудь обитает, — кивнул Якут головой в сторону гор.

— Погони не будет? — оглядываясь по сторонам, спросил Щеголь.

— Старовер говорит, что днем была. Но ночью в такой мороз никто не отважится выйти в горы. А ловить будут.

— Мне бы получить свою долю — и айда отсюда!

— До весны не выберешься, да и паспорта у тебя нет.

— Добраться бы до Кстова, — продолжал Щеголь. — Там у меня в надежном месте деньги хранятся, паспорт куплю. Ловко, а?

— А купишь ли? — насмешливо отозвался Якут.

— Почему бы нет? — запальчиво сказал Щеголь. — Почему бы нет?

— Трудно беглому жить. Постоянно быть настороже: не опознает ли кто? Избегать душевного разговора, вздрагивать от стука в дверь к соседям. Нет, спасибо… Лучше жить честно! Так я говорю? — хлопнул по плечу Якут.

— Ну тебя к черту! — выругался Щеголь, сбрасывая руку Якута. — Сам-то чего в петлю лезешь? Тоже надоело жить?

— Ну-ну, не буду, — примирительно сказал Якут и после паузы добавил: — Что-то Старовера долго нет. Может, несчастье с ним какое? Без него трудно будет…

Оба прислушались. Нигде ни звука. Потом будто далеко что-то скрипнуло. Якут насторожился, поднялся на бугорок. Со стороны Комкура на лыжах брел человек. Якут всмотрелся и узнал Старовера.

— Что так долго, аль что случилось? — спросил он, когда Старовер подъехал к костру.

Тот промолчал. Сняв лыжи и отмотав с пояса кусок каната, стал греть у огня руки.

— Наверно, не хватит, — сказал он, принимаясь за ужин. — Пока я ем, размотайте и начинайте увязывать нарты.

Через полчаса из ложбины вышел олений транспорт из трех груженых нарт и двинулся на юг. Скрипели полозья. Луна смотрела в спину уходящим в гору молчаливым людям…

Был четвертый час ночи, когда упряжки подъехали к заготпункту. Высоко в небе плыла луна и освещала огромное белое пространство. В центре его прижалось к земле одинокое здание заготпункта и темными окнами заглядывало в окружающий мир. Вокруг стояла мертвая тишина. Нигде ни звука, ни шороха. В одном из окон вспыхнул огонек. Он горел ярко, маняще.

— Ишь ты, как сигналит, — прошептал Старовер, первым заметивший свет в окне.

В двухстах метрах от заготпункта олений транспорт остановился. Трое сошлись у головной нарты и о чем-то пошептались. Потом один из них отделился и пошел по направлению к заготпункту. Подойдя к окну, он три раза дробно стукнул.

Послышались звуки открываемых дверей.

…Как только подняли и понесли Надю в село, Кун повернул лыжи к скале. Он знал обычаи охотников: никто из них не обрежет канат, какая бы беда ни случилась. Кто же тогда обрезал?

Охотник наклонился и начал изучать следы. Они пока ничего ему не говорили. Это были следы только что приходивших охотников. Но что это? Кун опустился на одно колено и внимательно рассмотрел след узких лыж. Он шел вдоль подошвы горы. При лунном свете след хорошо просматривался. Он рассказывал охотнику о том, как торопился человек. Шаги у него длинные и накатистые, а лыжи узкие, не эвенские и не якутские. Под уклон незнакомец сильно оттолкнулся и, чтобы ускорить бег, все время работал палками. В ложбине он остановился на отдых. Веерообразные отпечатки лыж говорили о том, что человек обернулся и долго смотрел назад. Боялся ли он преследования? Кун изучил каждый отпечаток. От зорких глаз охотника ничего не ускользало. Но сколько он ни присматривался, не нашел такого следа, который говорил бы о том, что незнакомец опасался погони. Простояв три-четыре минуты, Кун двинулся дальше. Теперь лыжня под небольшим углом пересекла долину. Неожиданно ему почудился какой-то шорох. Он затаил дыхание, чтобы «шепот звезд» не мешал слушать. Теперь до ушей явственно доносился скрип полозьев. «Нарты!» — определил Кун и пожалел, что не взял с собой ружье. Из-за кустарников выехали три оленьи упряжки и двинулись на юг. Старый Кун присел и не поднимался до тех пор, пока, они не скрылись.

«Худой люди!» — прошептал Кун, спускаясь в ложбину. Здесь он обнаружил остатки костра, три банки из-под консервов, несколько окурков папирос. «Много курил, значит боялся», — решил охотник. На снегу валялись крошки хлеба. «Олени хлеб ели», — удивился Кун. Он знал, что в колхозах мало ручных оленей, привыкших есть хлеб. На снегу были отпечатки ног. Двое в унтах, один в валенках. «Нездешние», — определил охотник.