Эдгар Берроуз - Тарзан и чемпион

– Что это? – внезапно спросил Маркс.

– Что именно?

– Разве ты не слышишь эти стоны? Звуки доносились со стороны ручья, который они не могли видеть из-за разросшейся растительности.

– У кого-то болит живот, – буркнул Малларган.

– Ужасные звуки, – поморщился Маркс. – Как я хотел бы вернуться в цивилизованную страну. Да, прекрасная мысль пришла тебе в голову – съездить в Африку… Хотелось бы все-таки знать, что они собираются с нами сделать?

Малларган взглянул на Тарзана.

– Этому хоть бы хны, – сказал он. – А ему должно быть известно, что они собираются с нами сделать. Он ведь и сам дикарь.

Хотя они разговаривали шепотом, Тарзан слышал весь разговор.

– Вы хотите знать, что они с вами сделают? – спросил он.

– Ну да, – ответил Маркс.

– Они собираются съесть вас. Маркс рывком сел. Почувствовав внезапную сухость во рту, он облизнул губы.

– Съесть нас? – поперхнулся он. – Шутите, мистер? Людоеды бывают только в книжках…

– В книжках? Вы слышите стоны, доносящиеся с реки?

– Конечно.

– Есть вещи похуже, чем просто быть съеденным. Они вымачивают мясо, чтобы было помягче. То, что вы слышите – голоса мужчин, или женщин, или детей. Там их несколько человек. Дня два-три назад им дубиной перебили руки и ноги в трех-четырех местах и опустили в реку, оставив над поверхностью воды лишь головы. В таком положении их держат три-четыре дня. Затем свежуют и готовят.

Малларган покрылся мертвенной бледностью, Маркс повалился набок в приступе тошноты. Тарзан смотрел на них без жалости.

– Испугались, – произнес он. – Вы боитесь страданий. А там, на равнине и в лесу остались зебры и слоны, которых вы обрекли на мучения. И мучения эти продлятся не один день.

– Но ведь они всего лишь звери, – возразил Малларган, – а мы – люди.

– Вы тоже звери, – сказал человек-обезьяна, – и когда вам причиняют боль, страдаете так же, как другие звери. Я рад, что бабанго заставят вас пострадать прежде, чем съедят. Вы хуже их. У вас не было причин охотиться на зебр и слонов. Вы не смогли бы съесть все, что убили. Бабанго же убивают только ради пищи и убивают ровно столько, сколько могут съесть. Они лучше вас, находящих в убийстве удовольствие.

Долгое время они молчали, погруженные в свои мысли. Шум лагеря заглушали вопли с реки, становящиеся все более отчетливыми. Маркс начал всхлипывать – выдержка изменила ему. Малларган тоже не выдержал, но его реакция была иной.

Он взглянул на Тарзана, спокойно возвышающегося над ним.

– Я обдумал ваши слова, мистер. Раньше я никогда не задумывался над тем, что убивать животных ради удовольствия – отвратительно, и теперь сожалею об этом.

Маленькая обезьянка мчалась по раскаленной равнине. Она сделала круг, чтобы обогнуть грузовик, ползущий по следам охотников. Вскоре она забралась на дерево и продолжила путь по веткам, придерживаясь границы между равниной и лесом. Нкима был маленькой обезьянкой, испытывающей постоянный страх перед многими существами, для которых обезьянье мясо являлось особым деликатесом. Самое печальное заключалось в том, что исконный житель леса вынужден был бояться его, ибо и Шита-пантера, и Гиста-змея тоже обитали на деревьях. А еще здесь жили большие обезьяны, отличающиеся весьма скверным характером, и их тоже следовало избегать. Так что малыш Нкима двигался предельно тихо и осторожно. Но никогда в жизни он не действовал с такой целеустремленностью; сегодня ни сочные гусеницы, ни соблазнительные плоды, ни даже птичьи яйца в гнездах не вводили его в искушение и не отвлекали внимания. Малыш Нкима торопился…

Мелтон увидел трупы зебр, указывающие путь, по которому прошли охотники. Он выругался про себя – гнев и отвращение переполняли его.

Добравшись до склона оврага, он обнаружил изувеченную машину, покоящуюся под огромной тушей слона, но следов двух мужчин не было нигде. Он вышел из кабины и спустился в овраг.

Мелтон был опытным следопытом. Примятая травинка или сломанная ветка могли рассказать ему о многом. Беглый осмотр почвы вокруг поверженного автомобиля наполнил его беспокойством за себя самого. Взяв винтовку наперевес, он пустился в обратный путь вверх по склону оврага, поглядывая на лес на противоположной стороне. Добравшись до грузовика, он облегченно вздохнул, развернулся и тронулся в обратном направлении.

«Поделом им, – подумал он. – Мне не остается ничего другого, как доложить обо всем произошедшем, а к тому времени все будет кончено».

В эту ночь бабанго пировали, и из обрывков разговоров Тарзан понял, что в следующий вечер они примутся за него и двух американцев. Но перспектива оказаться с переломанными руками и ногами мало устраивала его. Он прилег на землю рядом с Малларганом.

– Ляг на бок и придвинься ко мне спиной к спине, – прошептал он. – Попробую развязать узлы на твоих запястьях. Потом ты развяжешь меня.

– О'кей, – отозвался Малларган.

Со стороны равнины из леса раздался львиный рык, и мгновенная реакция бабанго обнаружила их страх перед царем зверей. Они подбросили хворост в костры, зажженные для защиты лагеря, и принялись бить в барабаны, чтобы отогнать мародера. Эти охотники на людей не отличались львиной храбростью, но через некоторое время, не слыша более рычания, они, позабыв про бдительность, продолжили свой пир, и Тарзан получил возможность несколько часов работать без помех. Дело продвигалось медленно, поскольку руки его были связаны столь крепко, что он мог шевелить только пальцами одной руки. Но в конце концов настойчивость была вознаграждена, и один узел удалось распутать. Дело пошло веселей, и через полчаса руки Малларгана оказались свободными.

Тарзан считал, что двумя руками Малларган мог бы работать и побыстрее: время шло. Было уже за полночь, и оргия должна была вот-вот закончиться. Тарзан знал, что тогда к ним приставят охрану. Наконец он освободился. Путы Маркса поддались куда легче.

– Ползком за мной! – шепотом скомандовал Тарзан. – И не звука!

То, что Малларган признал свою вину и выразил сожаление по поводу расправы над зебрами, позволило Тарзану дать обоим американцам шанс на спасение, к тому же Малларган помог ему освободиться. Однако он не чувствовал ни признательности, ни ответственности за них. Он не считал их собратьями по крови, а существами, более далекими, нежели дикие звери, с которыми он общался с детства, – они были его родственниками и друзьями.

Тарзан осторожно крался через прогалину к лесу. Если бы он был один, он во весь дух пустился бы к спасительным деревьям, где ни один бабанго не посмел бы преследовать его по высоким тропам, пользоваться которыми его научил Керчак. Но те двое, что ползли за ним следом, могли рассчитывать в лесу лишь на свои ноги.