Александр Мартынов - Работа на лето

Упали те двое, что были позади — нож, вылетев из руки хозяина, тонко звякнул об оковку угла скамьи, второй нападающий успел тонко вскрикнуть: "Аййиии!!!" Перескочивший с упора через скамью плечистый кадет сдвоенным ударом ног в прыжке отправил ещё одного вооружённого куда-то в сторону; его худощавый товарищ рубанул бляхой ремня по последней руке с ножом, безжалостно добавил ногой в лицо согнувшегося вдвое нападающего. Генка и сам не сразу сообразил, что теперь тех осталось двое против троих. А уж любители ночных приключений и вовсе окаменели. Только что их было семеро при трёх ножах, таких страшных и непобедимых, против одного — и юпс! Пошла другая пьянка…

— Бить будем? — деловито спросил плечистый, подбирая два ножа и ловко играя ими — почти как братья Мачихины.  — Или просто из вагона выкинем?

1.  Псевдоязык на основе английского, которым пользуются негры США. Изобилует нецензурщиной, крайне беден словами и дополняется жестами и телодвижениями на манер обезьяньих "языков".

Младший из оставшихся заморгал перепуганно, отвесил нижнюю губу. Худощавый кадет ударом ноги заставил заткнуться магнитофон.

— Парни, спасибо за помощь, — быстро сказал Генка. Крепыш улыбнулся:

— Да ладно… Мы видим — пошли, ну и решили посмотреть, что там…

— А если серьёзно, — сказал худощавый, — пять дней назад наше го одного в тамбуре по башке огрели и обчистили. Вот мы и обрадовались.

— Это не мы…  — хныкнул кто-то.

— А ну-ка, всем встать! — прикрикнул рослый.  — Встать, я сказал, на скамейки, вот сюда, живо, ну?!.

— Я Артём, он Мишка, — тем временем представил себя и друга худощавый.

— Женёк, — пожал Генка протянутую руку.  — Они всё живы?

— Пока все, — оценил на глаз Артём.  — Но это ненадолго, я тебе точно говорю…

— Так, — Мишка, широко расставив ноги, встал возле скамеек, на которых сидели, хмуро сопя, все семеро нападавших.  — Я вообщето предлагал вас выбросить из поезда. Вы бы его, — он кивнул на Генку, — точно выбросили. Выбросили бы, сволочи… Но он вас пожалел. Поэтому действовать будем подругому. Накажем вас, как наказывали взбунтовавшихся негров в благословленные времена…

— Мы не негры…  — пробормотал кто-то из мальчишек. Мишка презрительно спросил:

— Это кто там высказался, не подумав? — ответом было молчание.  — Негры, негры, — кивнул Мишка.  — И по музону, и по базару, и по виду… А что кожа белая — так, может, вы из клуба поклонников Майкла Джексона? Может, вы последний месяц в «тайде» просидели для маскировки? Поэтому делаем так… Встать всем!

Шестеро встали, глядя попрежнему в пол. Седьмой — обладатель биты — остался сидеть, буркнув:

— Чего я буду вставать…

Мишка молча нанёс ему удар по ушам ладонями, и тот повалился со скамьи в проход мешком. Остальные шарахнулись в кучу.

— Кто по счёту «десять» всё ещё будет в штанах и трусах, — процедил Мишка, — с тем будет так же… раз!

Артём засмеялся. Генка смотрел с отвращением, как мальчишки срывают с себя одежду и замирают, попрежнему не поднимая глаз и прикрываясь ладонями. Младший начал плакать — тихо, но без остановки, остальные отчётливо моргали, сдерживая слёзы. кто-то сказал тоненько:

— Мы больше не будем…

— Вы не только негры, вы ещё и сопляки, — заметил Мишка, пиная ногой валяющееся барахло.  — А были такие смелые… А теперь разговор на уровне первоклашки… О, очнулся! — он помог встать завозившемуся парню и сказал: — Тебе в какой-то степени повезло. Тём, кинь ремень… Вот, — он вложил ремень в руку недоумённо посмотревшего парня.  — Сейчас ты отвесишь каждому своему приятелю по десять ударов. Увижу, что бьёшь не в силу — сам получишь тридцать. От меня.

— Я не бу…  — начал парень и получил удар под дых.

— К делу, — заключил Мишка.  — Начнём с младших, чтобы долго не мучились… Иди сюда, — он указал на плачущего.

— Я не хочу…  — простонал тот, пятясь, но приятели расступались.

— А он? — Мишка посмотрел на Генку.  — Он хотел, чтобы его ограбили и порезали? А остальные? Он же у вас не первый… Сюда, быстро! — рявкнул Мишка, показывая на лавку.

— Я не хочу, пожалуйста, не надо…  — мальчишка свёл колени и вдруг начал мочиться. Мишка рывком швырнул его на лавку. Генка отвернулся. Артём скривил губы.

— Начинай, — предложил он всё ещё пытающемуся восстановить дыхание парню с ремнём. Тот замялся, часто моргая, губы дрожали. Он облизнул их и спросил с надеждой:

— А если я… вы меня не тронете?

— Сань, не надо, Сань, пожалуйста, не надо…  — тихо просил, не поднимая головы, мальчишка на лавке, и Генка услышал и увидел, что плачут уже и все остальные.  — Сань, ну пожалуйста…

— Не тронем, — ответил Мишка.  — Пряжкой бей, понял? Остальные считают! Вслух! — парень ещё раз взглянул на всех и, подойдя к лавке, размахнулся. Лежащий мальчишка вцепился побелевшими пальцами в край скамьи…

— Раассс…  — загипнотизированно выдохнули пять ртов.

— Ну ты гад, — почти удивлённо сказал Мишка, поймав руку с ремнём.  — Ты же у них старший. Ты их на всё это подбивал, я нюхом чую… Небось, Доном Корлеоне себя чувствовал? — он выгнул руку, ремень упал, его ловко подхватил Артём.  — И ты бы ударил? Пряжкой? Да ведь ему лет двенадцать, ты бы в полную силу его с пятого или шестого удара до кости пробил бы…  — он оттолкнул парня, и тот мягко упал на лавку, боясь пошевелиться лишний раз. Мишка посмотрел на остальных, на залитые слезами лица, дёрнул углом рта.  — Зрелище… Да, вы не негры… Вы вообще непонятно кто. Сейчас вы соберёте барахло, оденетесь и пойдёте в соседний вагон. Доедете, куда вам нужно. Пойдёте по домам. И впредь… хотя — вам жить, чего мне вас учить, у вас это всё равно мимо ушей летит. Но одно запомните — как легко этот, — он указал на сидящего парня, — вас подставил и предал. И ещё одно — как вы тут стояли без штанов, шестеро героев, и готовы были лечь под ремень. И третье — как вы друг за друга прятались и младшего вперёд вытолкнули. Насчёт негров — не знаю, но что вы не русские — это точно… Хватит сопли распускать! Мы вам не милиция… куда вы скоро загремите, если не завяжете с этой фигнёй. И если кто-то не знал, что это больно — когда бьют, то теперь вы это выучили назубок…

… —Ну вот мне скоро и выходить, — Генка дружелюбно улыбнулся кадетам.  — А там ещё топать и топать… Слушай, Тём, — он кивнул худощавому, — а спой ещё чтонибудь. Коротенькое.

— Коротенькое? — Артём позвякал струнами.  — Ну ладно, вот коротенькое…

Я вернусь — я ушел ненадолго,Отдохнуть от всего, что нажилЯ исполнил лишь толику долгаПред страною, которой служил.Я вернусь, если даже не верятВ это чудо мои же друзья,Я вернусь с непокорностью зверяИ спокойно скажу: "Это я. "Я вернусь, — повторять не устануПред врагами возникнув в дыму,За свои, за смертельные раныЯ с них кровью расплату возьму.Чтобы больше не мучались, плача,Наши матери в горе своем.Я вернусь — и не будет иначе,Ибо чист я пред Богом во всем. (1)

— О, моя остановка! — Генка вскочил.  — Вот что, ребята…  — он потёр ухо.  — Когда вы станете офицерами… и вам однажды скажут, что ради интересов страны надо сложить оружие — никогда не верьте этому. Обидно будет, чесслово!..