Юрий Стукалин - Быть зверем

– Нет. – Старик затянулся, после чего затушил о землю выкуренную до фильтра сигарету. – Я увидел вас еще днем. – Он улыбнулся, глядя на нас простодушными глазами, но увидев напряжение на наших лицах, добавил: – Иногда устаешь от сельвы и хочется услышать человеческую речь, поговорить с кем-нибудь.

– Здесь, наверное, трудно жить? – Я снова протянул ему пачку сигарет, положив ее рядом с ним.

– В городе труднее. – Старик поблагодарил меня кивком, взял еще одну сигарету, затем вытащил из костра тонкую ветку и прикурил от нее. – В городе надо много работать, чтобы жить, а здесь в достатке есть все, что надо человеку. Еда, вода, ночлег.

– Но здесь же опасно, – вставил изумленный Ник. – Хищники кругом, змеи разные.

– Если знать их повадки, они не страшны. А в городе много машин, которые могут тебя убить, если ты не будешь осторожен, и много хищных людей, которые могут убить тебя только потому, что им не понравится твой взгляд. А еще город убивает душу. Одно время я жил в городе. Мне не понравилось, и я вернулся домой, – старик обвел руками окружавшие нас джунгли. – В городе нет воздуха, и мне, индейцу, там нечем дышать, а тут его много.

Мы еще некоторое время говорили, рассуждая о жизни в городе и дикой природе. К нашему облегчению, лишних вопросов индеец не задавал. Он даже не спросил, как нас зовут, откуда мы и что делаем здесь, но (и я не смог не обратить на это внимания) периодически весьма странно поглядывал в сторону Ника. Так продолжалось некоторое время, пока он, как бы невзначай, не спросил его:

– У тебя интересное ожерелье. Откуда оно?

– Мне подарил его один человек из Мериды, – ответил Ник, подбрасывая в костер несколько сухих веток.

– Это очень ценная вещь, – старик смотрел на него с явным недоверием, а голос прозвучал сухо, и не столь приветливо, как в начале нашей встречи. – С такими вещами люди не расстаются просто так, и у того человека из Мериды, должно быть, имелись веские причины, чтобы преподнести тебе такой дар.

– Мы помогли ему. – Ник почувствовал перемену в интонации у индейца и внимательно взглянул на него. – Отмазали его от солдат по дороге в Кампече.

– Можешь рассказать мне об этом? – лицо старика стало очень серьезным, и в слабых отблесках костра я увидел, как прищурились его глаза.

Признаться, меня уже начинало настораживать постоянное внимание, которое уделяли встреченные нами люди к нефритовым бусам. Сперва Мигель, потом этот неожиданно появившийся из джунглей лакандон. Ник рассказал ему про старика-официанта в Мериде, о том, как мы вызвались подвести его к сыну в Кампече, и об офицере, который собирался обобрать его, лишив денег, необходимых для лечения сына. И о драке на кампечийской аллее, где мы выручили Мари, отбив ее от бандитов, и об ее отце, Мигеле Родригесе, который когда-то работал врачом среди лакандонов и видел это ожерелье на молодом шамане. Он не преминул добавить, что, по словам Мигеля, этот старик-официант из Мериды скорее всего и был тем самым шаманом. Индеец внимательно слушал Ника, устремив глаза в землю, иногда кивая головой, будто подбадривая его продолжать свой рассказ, а когда тот закончил, закрыл лицо ладонями и долго молчал. Ник удивленно смотрел на сгорбившегося старика, не понимая, чем так расстроил его.

– Я знал, что Хуан серьезно болен… Духи сказали мне об этом во сне. – Лакандон поднял голову и с благодарностью посмотрел на нас. – Спасибо вам за то, что помогли Пабло. Солдаты могли убить его, чтобы завладеть деньгами.

Я хорошо помнил, что Ник ни разу за весь свой рассказ не упомянул, как звали Пабло, а имя его сына было нам неизвестно. Не сложно было догадаться, что этот человек лично знал их. Именно поэтому его так заинтересовало висевшее на шее моего друга ожерелье и он решил выйти к нашему костру. Теперь я уже не сомневался в своей догадке. Как не сомневался и в том, что, если бы мы не смогли объяснить ему происхождение нефритового ожерелья, нас ожидали серьезные неприятности.

– Пабло мой брат, – будто уловив мои мысли, сказал старик. – Меня зовут Руис. Мы вместе уехали в город, но я не смог там жить, а Пабло остался. Мы не видели друг друга уже много лет. И Мигеля Родригеса я тоже хорошо знал. Он вылечил многих наших людей. – Индеец на мгновение задумался, а потом хитро ухмыльнулся: – Мы иногда спорили с ним по поводу методов лечения.

– Так шаман – это вы, а не Пабло, – догадался я.

– Да, – кивнул Руис. – Уезжая, я подарил ему ожерелье, чтобы он не забывал о родной земле и обычаях нашего народа. Это старинная вещь, передававшаяся из поколения в поколение. Отец говорил, что когда-то она принадлежала великому герою, и наш род ведется от него.

Видя, насколько опечалился старый индеец после его рассказа, Ник начал снимать с шеи ожерелье, чтобы вернуть ему, но тот жестом остановил его.

– Нет, оно должно остаться у тебя. Пабло отдал его тебе не только из-за того, что ты спас его. Значит, на то у него были и другие причины.

– Какие? – Ник удивленно посмотрел на индейца.

– Я не знаю, – он развел руками. – Возможно, духи велели ему поступить так.

– Духи? – Ник с сомнением посмотрел на старика.

– Иначе я не могу объяснить его поступка. Слишком дорога для нашего рода эта вещь, – ответил Руис. – Если вы расскажете мне все, что произошло с вами в Мексике, может быть, я смогу найти ответ на твой вопрос.

Мы с Ником переглянулись. С одной стороны, было опасно говорить индейцу о наших проблемах, но в то же время, не зная о том, что нас преследует столько людей, он мог случайно рассказать о нас кому-нибудь. Старик казался хорошим человеком и явно был благодарен нам за спасение своего брата. Кроме того, он был дружен с Мигелем и знал, что мы спасли его дочь. Индеец вызывал доверие, а нам нужен был друг в этих диких краях, способный помочь выжить и выбраться отсюда. Поэтому мы решили рассказать ему все без утайки. О наших похождениях в Канкуне, о Камиле и панамке, о драке на кампечийской аллее и порезанном животе, о снах Ника и Длинном с его сапатистами, о бегстве из полицейского участка… Старик внимательно слушал, а когда мы закончили, некоторое время сидел в глубокой задумчивости, после чего сказал, что ему надо посоветоваться с духами.

Руис достал из своего мешка какие-то травы, растер их ладонями в порошок и, бросая щепотки полученного зелья в костер, начал тихо петь. Его голос то затихал, то становился громче, тело ритмично покачивалось, а зрачки начали закатываться под веки. Я первый раз видел, как человек входил в транс, и зрелище это производило жуткое впечатление. Мы сидели с Ником, завороженно глядя на шаманский ритуал лакандона. Старик упал на землю возле костра, и его тело начало изгибаться так, что, казалось, сейчас переломается сразу же в нескольких местах. В какой-то момент я даже испугался, что он может убить себя. Пот градом струился по его лицу, а судорожно растопыренные пальцы цеплялись за мягкую землю, оставляя на ней глубокие, длинные следы, будто от когтей хищного зверя. Неожиданно его тело обмякло, и шаман начал что-то быстро говорить на непонятном нам языке. Губы его оставались неподвижными, но утробный голос, казалось, выходил из каких-то глубин… Через несколько минут старик затих, порядком перепугав нас. Ник даже спросил меня, не умер ли он, но вскоре шаман пришел в себя, поднялся и сел у костра, стирая с лица пот.