Ева Гончар - Рассвет над океаном

Боль, которую, я знала, предстояло принять всю до капли, была щедро приправлена страхом. Если через неделю здесь появится небольшая армия во главе с Лайлом… если я попаду к нему в руки, а Притворщика отдадут Триумвирату… Стоило подумать об этом, и у меня немели пальцы, а в груди возникал — ни вдохнуть, ни выдохнуть! — ледяной вакуум паники.

Взгляд Джарода, сострадающий и виноватый одновременно, ничем мне не помогал. Наоборот, усиливал боль и страх! Освободи меня от них хотя бы на час, просила я мысленно, стисни меня в объятиях, скажи, что ты меня любишь! Согрей меня, заставь меня поверить, что нет в мире ничего важней и сильнее нашей любви! Вдруг это последняя отпущенная нам неделя. А мы всю её потратим на взгляды, и даже губами никогда больше друг друга не коснёмся! Но Джарод не слышал. Сидел нога на ногу на другом конце дивана, посматривал на меня и молчал.

Он прав, сказала я себе, конечно, он прав! Мы всё делаем как надо! Открыла рот, чтобы сообщить, что я иду спать, а вместо этого выпалила:

— Не смотри на меня такими глазами! Можешь ты просто меня обнять?!

Забытья, на которое я надеялась, не случилось. Боль и страх, прошлое и будущее каждую секунду оставались со мной. Но тем жарче и полнокровней было настоящее! Чудо, шептала я, расстёгивая Джародову одежду. Чудо, что мы сейчас вместе. Я могла умереть. Тебя могли запереть в Центре. Я могла изгнать тебя из своей жизни, уверенная, что ты мой брат. Ты не допустил ни того, ни другого, ни третьего! Ты — моё чудо. Моё счастье. Мой чудо-мальчик. Лишь бы тебе было хорошо со мной, я всё сделаю, чтобы тебе было хорошо!

Когда он снял с меня платье, я вдруг смутилась. Сначала — из-за нелепости надетого на мне белья. Потом, когда белье полетело в сторону — из-за худобы и слабости своего тела. Подумала, какая глупость — прятаться от того, кто столько дней был твоим врачом и твоей сиделкой! И погасила лампу. Остался только слабый свет камина.

— Я выучил все твои родинки, Мия, — сказал Джарод, — но это не значит, что я успел на тебя насмотреться!

С неудобного и узкого дивана мы соскользнули на пол.

— Погоди-ка! — он отпустил меня и приподнялся. — Дай, я кое-что сделаю.

И расстелил свою рубашку и моё платье на пыльной и жёсткой медвежьей шкуре.

— Не шёлковые простыни, конечно, но так всё же приятней.

Пойти наверх, в постель — не предложил. Мы бы опомнились оба уже на лестнице! И оба опомниться не хотели.

Я нервничала. После всего дрянного и унизительного, что было со мной на шестнадцатом подуровне — не знала, как отреагирую на ласки.

— Я буду очень осторожен! — пообещал Джарод, неверно истолковав моё напряжение.

Но в тот момент беременность казалась мне наименьшей из грозящих нам бед.

Зря нервничала! Тело моё, похоже, вообще ничего не боялось. Раскрывалось горячим и жадным рукам и губам, готовое дарить и принимать любовь.

Медные блики на влажной коже. Дыхание, общее на двоих. Первобытная жажда, снова и снова ищущая утоления…

Насытившись друг другом, мы долго лежали бок о бок, почти счастливые. Молча слушали живую лесную тишину. Разомкнуть объятия было невозможно. Начало светать. Дождь, ливший со вчерашнего дня, прекратился. Огонь в камине совсем потух.

— Ты озябла, — первым нарушил молчание Джарод. — Пойдём спать?

— Пойдём, — согласилась я.

Зашевелилась, распутывая переплетенье наших ног. И вдруг заметила то, о чём даже не вспоминала всё это время — браслеты на лодыжках. Джарод проследил за моим взглядом и проговорил, криво усмехнувшись:

— Две точки на мониторе сегодня слились в одну. Вероятно, «папа» уже об этом знает.

— Пусть обзавидуется, старый хрен!

Улыбка не получилась. В горле снова встал ком отвращения и страха.

Страх, любовь и боль смешались в эту ночь неразделимо.

Засыпали мы вместе, проснулась я в одиночестве. Сквозь кружево занавески пробивается дневной солнечный свет. День сегодня будет погожим. Я сажусь, упиваясь телесной радостью, естественной после такой ночи, опускаю ноги на пол… И вдруг понимаю, что со мной происходит что-то очень странное! Ещё более странное, чем вчерашнее озарение.

Как будто я в бассейне, где, кроме меня, десятки людей, и все говорят о своём. Отражаясь от стен и от воды, голоса сливаются в один сплошной гул, не умолкая ни на мгновение. Встряхиваю головой, надеясь прогнать наваждение, но оно не исчезает — наоборот, некоторые голоса приближаются и становятся чётче.

Что со мной такое?!

О господи! Это он и есть! Мой Дар. Я действительно слышу! Это же голоса моих предков. И, наверное, ныне живущих потомков Джемисонов, с которыми я никогда не была знакома. Где-то там, в общем гуле — мама! Прилив тепла и нежности, словно чьи-то ладони гладят мою душу. Где-то там — Итен. Меня как будто хлопают дружески по плечу. Где вы? Как мне вас найти? Как различить ваши голоса в этом шуме?

Закрываю глаза, напряжённо прислушиваюсь к себе. Пусть это будет не бассейн. Пусть это будет весенний лес. Вроде того, что сейчас вокруг нас. Лес, звенящий голосами бесчисленных птиц. Так лучше. По крайней мере, я могу вычленить каждый голос, определить, кому он принадлежит — мужчине, женщине или ребёнку. Но их всё равно слишком много!

Мне уже понятно, как это работает. Снова делаю над собой мысленное усилие и попадаю в картинную галерею. Череда портретов, конец которой теряется в анфиладе комнат. Но люди на портретах — живые, они улыбаются мне, и каждый шепчет что-то, заполняя «эфир» музейным шелестом. Прапрадед. Прабабушка. Бабушка. Я обязательно поговорю с вами. Потом! Когда найду маму и брата.

Становится тихо, как в коридоре дорогого отеля. Лишь отзвуки на границе слышимости. И двери. Десятки дверей с каждой стороны. Вот так! Здесь я не заблужусь и не запутаюсь: те, кого я ищу, оставят свои двери открытыми.

А не сделать ли мне паузу? Хорошенького помаленьку, голова кружится от новизны и непривычности ощущений. С удовольствием принимаю душ. Глянув в окно, выбираю себе самое светлое и самое открытое из платьев. Долго вожусь, приспосабливая его по фигуре, и отправляюсь искать Джарода.

Ни на террасе, ни на первом этаже его нет. Обычно по утрам он ждёт меня на кухне с готовым завтраком, но сегодня там пусто. Даже радиола стоит выключенная. Выхожу на крыльцо и облегчённо вздыхаю, увидев Джарода в десяти метрах от дома, рядом с почтовым ящиком.

— Эй! Привет! Ты что там делаешь?

Он поворачивается ко мне.

— Доброе утро, Мия! Иди сюда, я кое-что тебе покажу.

Неожиданно-радостные интонации заставляют меня ускорить шаг. Джарод притягивает меня к себе, целует и чуть смущённо говорит: