Затерянный мир - Юрий Валерьевич Литвин

открыл шкатулку. В ней лежала его фотография в полный рост. Карлссон аж пукнул от обиды.

– Ну как? – спросил Костя.

– Прекрасно,– выдохнул злобно Пасенков,– а у Байзеля твоего такой же шкатулочки с драгоценностями случайно нет?

– Есть,– кивнул Семенко,– он в нее деньги прячет. От меня. Ее трудно будет посмотреть. Но ничего. У меня, зато где-то тут семейный альбом завалялся, давай я его тебе покажу?

– Стоп,– скомандовал Ярослав Иванович,– минуточку гражданин. Я сейчас буду шалить. Но помни, если, я не покушаю, то у меня начнется голодомор. И тогда…

Костя внимательно выслушал весь этот бред, а потом сказал:

– Но дяденька Пасенков, то есть, Карлссон, я же ясно сказал, вся еда у Байзеля. А у него гости. Как же я у них еду украду? Я и сам-то некормленый!

Пасенков задумчиво поковырял в носу, а потом произнес:

– Ладно, хорошо. Тогда давай мы их напугаем!

Костя захлопал в ладоши:

– Давайте, а как?

– Хороший вопрос,– похвалил малыша Карлссон,– своевременный. Действительно как? Варианты ответа – до икоты, до судорог, до усрачки…

– До усрачки! – захлебываясь безудержным смехом, выбрал Семенко.

Пасенков кивнул и озабоченно забегал по комнате.

– Байзель кто? – неожиданно спросил он, замерев под люстрой и критически ее рассматривая,– Нацист? Нацист! И друзья у него, кто? Тоже нацики, а от сюда вопрос… Чего они боятся больше всего?

– Цего? – спросил Костя в волнении.

– Милиции! Давай чеши к гостям и скажи, что во дворе стоит странная милицейская машина. Нет не странная, обычная. И посмотришь, что будет!

– А что будет?

– Нормально будет, повеселимся вволю! – осклабился отставной депутат.

– Честно?

– Честней некуда, давай, я тебя тут подожду.

Костя нехотя поплелся к нацистам, объективно он оценивал свои шансы на успех, как один к десяти, а то и еще хуже. Однако, узнав о появлении милицейского уазика, «кожаное пальто» мстительно глянул на Адольфика и прошипел:

– А кто-то говорил, что нету хвоста, майн Готт!

– Выследели все-таки,– развел руками тот сокрушенно.

– Уходим, и быстро!

Все вскочили, задвигали стульями, и во главе с Байзелем покинули квартиру. Радостный Костя помчался за Карлссоном.

– Они к тебе на крышу полезли! – завопил он с порога,– Айда за ними, как в мультике!

Пасенков флегматично развалился в кресле, и зевал во весь рот.

– Чего я там не видел?

– Как чего? А пугать их? Приведениями нарядимся и айда!

– Ага, а домработница нас плюшками накормит, ага?

– Какая домработница? – удивился Семенко.

– Неважно,– рубанул воздух пропеллером Ярослав Иванович,– веселиться будем по другому. Где ты говоришь, он свою шкатулку прячет?

– Неееет! – сразу заныл трусливый Костя,– Байзель меня убьет!

– Успокойся! – назидательно произнес Пасенков,– Если, что, вали все на меня. Мол, Карлоссон, прилетал, шалил. Понятно? За это разрешу на люстре покататься. Идет?

Костя задумался. Отдавать шкатулку не хотелось.

– Все на меня вали! Даже двойку по физике! – настаивал Карлссон.

– Нет у меня двойки,– выдал Семенко убойный аргумент,– у меня единица в наличии.

– Тем более,– пожал могучими плечами отставной депутат,– ты Сталина знаешь?

– Нет,– сокрушенно ответил Костя.

– Плохо, а Гитлера?

– Знаю.

– А знаешь, что Гитлер говорил?

– Зиг хайль! – вскинул руку в партийном приветствии Байзелев воспитанник.

– Вот! А Сталин говорил, что сын за отца не отвечает… Вот так вот.

– Как это? – не понял Костя.

– А так. Вот смотри, Байзель твой – военный преступник, так?

– Так.

– Он от милиции прячется?

– Прячется…

– А если его милиция найдет, то и тебя, дурра, в тюрьму посадят. Понял? В тюрягу к бандитам.

– Неееет! – снова заплакал Семенко.

– Успокойся, я сказал. Так вот, Сталин издал закон. Сын за отца не отвечает. Ясно?

– Нет,– шмыгнул носом Костя, но выт перестал.

– Так вот, по закону, судить будут Байзеля и только. А тебя нет.

– Честно? – просиял Костя.

– Честно, только если ты мне передашь шкатулку. Иди быстрее, ты меня совсем уморил.

С радостным гигиканьем Костя помчался прочь из комнаты, а Пасенков обессилено упал в кресло. Эта беседа о законности его изрядно вымотала.

Через пару минут чуткое ухо Ярослава Ивановича уловило неясный шум на лестничной клетке, и тогда он быстренько подхватил рюкзак и выскочил в прихожую. Кто-то явно спускался сверху по лестнице, судя по голосам, это был Байзель со своими приятелями. Поднявшись на чердак, они обнаружили, что никакой опасности и близко нет, и теперь неспешно возвращались, чтобы закончить трапезу. Пасенков резонно решив, что синица в руках лучше, стал спускаться вниз, немного сетуя на нерасторопность Кости. Еще через пару-тройку минут он уже был на свежем воздухе.

К тому момент Костя только добрался до заветной шкатулки, и крепко сжав ее руками, побежал в свою комнату. Обнаружив, что Карлссон уже улетел, Семенко моментально обмочился, потому что был застигнут с поличным, возвратившимся Байзелем.

– Это не я, это не я,– запричитал он, пряча шкатулку за спину.

– А кто?! – заревел суровый наставник.

Выдрав шкатулку из судорожно сжатых пальцев, Байзель швырнул воспитанника на диван. Плюшевые медведи, сидевшие на нем, вежливо расступились, и Костя хорошенько треснулся башкой об стенку.

– Я тебя предупреждал?

– Ждал… – всхлипнул Костя.

– Шкатулку трогать запрещал? – от волнения Байзель заговорил стихами, что еще больше его разъярило.

– …щал…

– А ты почему тронул? А?

«Кожаное пальто» шепнул Адольфику: «Неспокойно тут у него». И нацисты на цыпочках вышли на лестницу и потопали на улицу. Костя забился в истерике.

– Почему тронул шкатулку?!

– Мне Карлссон приказал!

– Карлссон?! Где он? Где? – Байзель принялся крушить мебель. Медведи опасливо косились на него.

– За столом нет, и за шкафом…ммм….нет. Где же Карлссон? Где?

– Да…

– Что да?

– Да, нету…

– Я спрашиваю, где он?

– Улетел, уже улетел… я…

– Улетел? Ах, ты ж сволочь!

Байзель принялся шарить по комнате, в поисках предмета, которым можно запустить в Костю, и наткнулся на лежащий посреди комнаты вентилятор, забытый Пасенковым. Он схватил его и замахнулся. Костя с медведями вжались в диван.

–…а вентилятор оставил,– неожиданно произнес Байзель и опустил руку,– откуда это? Ты притащил?

Костя замотал головой:

– Нет, я ж тебя предупреждал, что это не мои проделки. Это уголовное дело, между прочим.

– Так,– сказал Байзель и сел в кресло,– говори начистоту.

Костя приосанился и стал рассказывать:

– Прилетел Карлссон, сказал: «Шкатулку добудь». Я отказался. Бил… – лицо Кости на миг скривилось,– потом он сказал, что шкатулку для Гитлера нужна, я и подумал…

– Кому нужна? – Байзель обхватил свою лысую голову руками и стал раскачиваться в кресле из стороны в сторону.

– Гитлеру. Он еще говорил: «Гитлер – капут», и другие нехорошие слова. А я сказал, что нет, «Гитлер – зиг хайль! Хайль!» – Костя принялся скакать по комнате, выкрикивая партийное приветствие, и еще какие-то малопонятные обрывки фраз на немецком, типа «партизани», «арбайтен» и «млеко-яйка». Байзелю раньше всегда это нравилось.

Сегодня же наставник встал из кресла и со шкатулкой в руках молча вышел из комнаты, несмотря на то, что в Костиной уже во всю шла подготовка к военному параду, и медведи, кряхтя, одевались в эсэсовскую форму, и цепляли на свои могучие плечи винтовки и автоматы. Семенко помогал им одеваться и одновременно с расческой под носом усиленно изображал фюрера. Орать он не переставал, потому