Виктор Сафронов - Пилигрим

О том, что это очередные шпионские штучки думать не хотелось, как и не было желания задавать лишние вопросы. Если отец погибшего парня захочет, он сам расскажет. Со своей стороны, если уж совсем невмоготу можно его к этому подтолкнуть. Коль скоро они его похоронили, кто-то же им об этом сообщил?

— В наших доверительных, если угодно, секретных разговорах с вашим сыном, — осторожно начал нащупывать почву я. — Мы говорили о многих странностях его жизни…

Старший Варламов закрыл лицо руками. Раздались глухие рыдание. Между всхлипами я смог разобрать обрывки: «Никогда себе не прощу… Боже… Ведь это я сам… На свое место привел, мне на пенсию, а он, как бы заменил меня… Собственными руками привел своего единственного мальчика в разведку… Мне мой друг обещал, что и на этот раз ничего страшного с ним случиться не может… Я столько лет верил их бреду… Бескорыстно помогал…» Он поднял на меня свое мокрое от слез лицо и спросил:

— Он вам, конечно же, рассказывал о том, что уже давно служит в разведке? Подразделение специальных активных операций…

Я неопределенно пожал плечами. По правде сказать, несмотря на портрет и мои искренние слезы сожаления к тому, что это некая странная разведка выполняла задание, возможно даже и не российского руководства, я готов не был. Но отец погибшего сослуживца, был слишком расстроен, чтобы обращать внимание на мое смущение.

Рассказал я ему о том, что это была за операция… О ее цели. Живописал, сколько невинного народа, включая малых деток, погибло во время проведения ее заключительной части…

Сцепив пальцы рук, так что побелели костяшки суставов, он сидел молча вздыхая и возмущенно качая головой. О том, что это я навел ракеты на цель, а потом еще и подорвал Гору, я решил не говорить, не заострять на этом свою героико-патриотическую исповедь. Сами понимаете: «наши», как истинные гуманисты в отличие от «не наших» так себя не ведут, просто не имеют на это права.

После вводной части перешел к тому, что интересовало непосредственно его. Прерывисто вздыхая, поведал, как враги заманили нас в западню и, воспользовавшись тем, что его сын не мог стрелять в детей и женщин, которых вооруженные до зубов бандиты вели впереди себя, прикрываясь ими как щитом, захватили благородного Афанасия Варламова в плен. В первой версии, с участием родни, а главное матери Афанасия, он был застрелен в бою с превосходящими силами противника. Меня лежащего в кустах без сознания, озверевшие воины ислама, посчитали насмерть убитым, поэтому не тронули.

Здесь я прервал свое повествование для того, чтобы снять смокинг, расстегнуть рубашку и показать свои недавние багровые и плотные шрамы, полученные «в том» бою. Старший Варламов оттер холодный пот.

— Дальше рассказывать?

— Да.

— По тем следам, которые я в дальнейшем отыскал на месте вражеского лагеря, перед тем как убить вашего сына его страшно пытали и долго мучили…

Во время рассказа все время фиксировал сереющее лицо своего слушателя. Когда оно приобрело совсем уже землистый оттенок. Я прекратил свои жестокие выдумки, окончательно поверив, в то, что меня здесь никто за нос не водит. Поэтому-то просто сказал фразу, от которой старик (он лет на десять-пятнадцать старше меня), порывисто встал, налил полный фужер коньяка и залпом его выпил.

«Превозмогая большую потерю крови, очнувшись после ранения, я смог собрать оставшиеся части тела, которые не успели растащить собаки, и по-человечески похоронил их… Даже прочитал над могилой друга православную молитву. Место это сегодня знаю только я».

Он порывисто подошел. Обнял меня. И забился в рыданиях.

После, от выпитого коньяка, взявшего его чувства в свои руки, успокоился.

Он говорил много всяких хороших слов в мой адрес, основной смысл которых сводился к тому, что если я сирота и мне нечего есть они родители Афанасия с моего разрешения, готовы стать для меня настоящими родителями и отдать все, что имеют в моё полное распоряжение.

Ребята! Ей-богу, это было трогательно и красиво. В тот день я уже всплакнул у портрета, а сейчас плакал в обнимку с ровесником своей старшей сестры. Но в данный момент это были слезы очищения.

— Я вообще-то не пью, но сегодня мне хочется напиться и… — дальше я как-то не продумал элегантного объяснения этого дикого по меркам нормальных людей поступка, поэтому смешал все в кучу. — …И забыться, мне хочется…

— Понимаю, — совершенно серьезно ответил старший Варламов. — Жаль, что из-за больного сердца не могу составить вам компанию. (Фужер местного коньяка перед этим, он все же выпил.) Если хотите, располагайтесь в этом кабинете. Если нет желания сидеть здесь, можете перенести бутылки в отведенную для вас комнату сына.

Он вышел. Я же остался в его уютном кабинете один на один с большим количеством спиртного, стоящим в углу кабинета на отдельном столике. Налив себе в стакан для смешивания коктейлей, плотного раствора из джина и водки, уселся на удобный диван перед горящим камином, сопоставляя и осмысливая услышанное.

Разведчики на пенсию не выходят. Они даже свои мемуары пишут под чужую диктовку… Я нахожусь в доме бывших кадровых разведчиков, отсюда и дворецкий с оружием под мышкой и другие непонятные люди. Видно все они находятся здесь больше для того, чтобы отслеживать каждый шаг своих т. н. хозяев. Значит и мой каждый шаг фиксируется и жестко контролируется.

Но, до написания моих воспоминаний еще достаточно далеко. Живой герой, лучше мертвой легенды. В данном случае, единственная награда за одержанную победу — выжить. Однако сообщение чайханщика Махмуда о награде за мою ликвидацию ясно указывали, что это не мертвый Калас старается поквитаться за выпущенные из него кишки, это именно те ребята, которые меня туда направили. В случае моей безвременной кончины илл, если угодно, ликвидации исчезал и свидетель, и непосредственный исполнитель

Если решение о моей ликвидации было принято, а что это именно так, я не сомневался ни на минуту (хотя, как неисправимый идеалист, по-прежнему надеялся на иное). Значит, уже сейчас началась серьёзная охота с привлечением широкого круга заинтересованных лиц.

Лицензии охотникам розданы… Места возможного появления «шатуна-пилигрима» просчитаны и вычислены. Охотники, умелой рукой расставлены по номерам… Все ждут сигала и появления объекта на линии огня.

Кустарно, по старинке сегодня к таким мероприятиям никто не относится… Время поэтов-анархистов, желающих для обострения своего поэтического дарования, где-нибудь в кафе-шантане бескорыстно в кого-нибудь пульнуть или бросить заряд динамита, безвозвратно кануло в прошлое… Сегодня этим занимаются мощные профессионалы, прошедшие сквозь сито учебы и подготовки в специальных центрах, а главное — через огромный, естественный отбор.