Патрик Вудхед - Запретный храм

— Прекрати укорять себя, Рене. Они сами полезли в закрытую зону, с какой стати тебе расплачиваться за их ошибки?

— Да, знаю. — Он устало кивнул. — Но я просто не понимаю, какого черта капитан БОБ занимается такими мелочами. Бессмыслица какая-то.

— Меня это тоже беспокоит. Ты уверен, что ребята ничего от тебя не скрыли?

— Уверен? Да кто тут может быть уверен? — фыркнул Рене, потирая щетину на подбородке.

Он уставился вдаль, прокручивая в памяти последний разговор с Биллом и Лукой в ресторане. Подробности он помнил плохо, но был уверен, что их не ведет ничего, кроме альпинистского азарта. Так какого черта нужно от них капитану БОБ?

— А что, если подбросить им деньжат? — предложил друг. — Ну, ты же знаешь, как тут все делается.

— Капитан Чжу Яньлэй — столичный жмот, перед ним бессмысленно размахивать пачкой купюр.

За все годы, что эти двое устраивали альпинистские экспедиции в Гималаи, ни разу не случалось, чтобы деньги не решали проблем. Камнем преткновения был единственный вопрос: сколько. Тибетские чиновники быстро поняли, на какие траты готовы местные предприниматели, если на них давить.

Рене отставил стакан, уловив сомнение во взгляде приятеля.

— Я серьезно. Я никогда в Лхасе не встречал ничего подобного. Он прежде был кем-то другим, но бог его знает кем. Он смотрел на меня как на червяка. — Рене стиснул зубы, представив лицо Чжу: серая кожа без малейшего намека на щетину и черные немигающие глаза. — Он грозил укатать меня в Драпчи.

— Драпчи? Господи Иисусе!

Рене кивнул. В его глазах неожиданно появился страх. Он снова мысленно вернулся к допросу: Чжу на пластмассовом стуле, сырость камеры, вечный дымок сигареты. Он никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным.

— Давай по порядку, — попросил друг Рене. — Они должны найти твоих ребят, а судя по тому, что ты рассказал, это будет непросто.

— Я знаю. Я понятия не имею, куда они отправились. До меня дошли известия от погонщиков: они не добрались с ними до Макалу, оставили в какой-то сраной деревеньке под названием Менком. А после этого от них ни слуху ни духу. Они уехали из Лхасы почти три недели назад. Еда у них уже почти кончилась, носильщиков нет…

— Так где же они, черт побери?

— Понятия не имею. Но одно знаю наверняка: я либо найду их и сдам Чжу, либо потеряю ресторан и работников… — Рене замолчал, уставившись в стол.

Он еще никому не говорил про Ану.

Последовала пауза — оба прикидывали серьезность ситуации. Наконец приятель Рене пододвинулся ближе к столу.

— В таких местах, как Тибет, ты должен заботиться об одном человеке — о себе самом. — Он ткнул большим пальцем в грудь. — Нам все равно не будет здесь жизни. Это вопрос времени. — Он мрачно ухмыльнулся и поднял стакан. — Давай за нас, тех, кто всегда между двух огней.

Рене поднял стакан, но остановился.

— Я сделаю все, что они потребуют, — сказал он, крутя стакан в пальцах и глядя, как бренди растекается по стенкам. — Но Чжу еще пожалеет, что перешагнул порог моего ресторана. Это, друг мой, я тебе обещаю.

Они одновременно осушили стаканы. Рене отер рот рукавом, глубоко затянулся и выпустил дым в сторону вращающихся лопастей потолочного вентилятора. Он затянулся еще раз, и его сложил вдвое приступ кашля, щеки стали еще краснее. Прокашлявшись, он снова сел ровно, к щекам вернулся естественный цвет. Человек напротив смотрел на него с любопытством.

— Рене, позволь вопрос.

Рене кивнул.

— Пока ты еще не ушел в горы, тебе не приходила мысль, что неплохо бы бросить все это к чертовой матери?

Рене посмотрел на приятеля внезапно протрезвевшим взглядом.

— Ты же знаешь меня, — сказал он. — Я не из тех, кто пасует.

ГЛАВА 33

Широко раскрытыми от удивления глазами Лука смотрел на лежащую внизу долину.

У вершины громадной скалы в сотне футов над долиной расположилась целая гроздь сооружений, выкрашенных белой краской. Их громадные скошенные фасады были усеяны множеством узеньких черных окон. Снизу вверх по склонам вели лестницы, вырубленные в скале, они вились среди зданий и расходились в разных направлениях. Внимание привлекали прежде всего отливавшие золотом на утреннем солнце медные листы крыши главного здания. На стенах висели длинные знамена голубого шелка, полощущиеся на ветру.

Шара подошла к нему и теперь стояла, обводя взглядом здания.

— Монастырь Гелтанг, — вполголоса проговорила она. — Я всю жизнь мечтала его увидеть.

— Похоже на мираж, — сказал Лука, повернулся к ней и взволнованно спросил: — Где мы, Шара? Что это за место?

Она покачала головой.

— Вам достаточно знать, что это монастырь, здесь безопасно и могут оказать помощь Биллу. Экономьте силы. Нам еще нужно пересечь долину.

Она обернулась к Биллу, лежавшему на камне. Голова его была повернута набок. Она подошла, опустилась на колени и взяла его за подбородок.

Глаза Билла были полузакрыты, едва виднелись налитые кровью белки, челюсть отвисла, в уголках губ собралась слюна. Волосы вымокли от пота, тело бешено сотрясалось с головы до ног. Болезнь полностью поглотила его, и, судя по всему, скоро у него должен был начаться бред. Она потрогала импровизированные бинты, и на руке осталась смесь крови и гноя.

— Инфекция распространяется очень быстро, — сказала она, и виноватые слезы наполнили ее глаза. — Он потерял много крови…

Билл видел над собой ее лицо: волна длинных черных волос, широко открытые, исполненные сострадания зеленые глаза. Потом снова раздался ее голос, но теперь большая часть слов была ему непонятна. В ушах стоял шум, и звук ее голоса доносился словно сквозь рев водопада. Он слышал, как она что-то говорила Луке. Монастырь… Долина, которую нужно пересечь…

— Билл.

За ревом водопада он услышал свое имя и увидел перед собой лицо Луки.

Теперь его ноги волочились по тропинке, альпинистские ботинки били по камням, поднимая пыль. Они спускались в долину, преследуемые камнепадом, и он слышал, как звук собственного дыхания наполняет голову. Дыхание было тяжелым, прерывистым, оно перекрывало все остальные звуки.

Перед глазами смешались разные цвета: серо-коричневая тропинка, вспышки голубого, когда голова, мотнувшись, оказывалась лицом к небу, а после снова поворачивалась к бесплодной земле.

Потом было что-то ослепительно белое, настолько, что поблекли все остальные цвета. Он прищурился — мир стал болезненно ярким, и наконец он понял, что это солнце отражается от громадных мраморных ступеней.

Он снова услышал дыхание, теперь более громкое. Это был Лука, он прижимался лицом к лицу Билла и тащил его вверх по ступеням, останавливаясь на каждом шагу.