Странствия клетчатых - Елена Владимировна Крыжановская

стукнул палкой, как жезлом, Папаша. — В дальних рядах тебя не слышат! Шевелись. Выйди на открытое место, стань ровно и скажи с чувством… Или никто так и не увидит твоё представление! Напрыгался? Мы же бездельники, что же ты так устал? Где твой коронный номер? Давай ещё разок, на «бис»!

— Хватит! Довольно! — визгливо заорал Брандит. Упал, обхватил колени руками, пригнул голову и скорчился на плитах двора. — Чего ты хочешь? Что сказать? Я всё скажу!

— Да мне плевать на твои слова. Важнее, что ты сделаешь, — хмуро сказал Папаша, стоя над ним, поигрывая палкой. — Видишь, актером тебе не быть, таланта не хватает. Твоя мелкобандитская карьера тоже скончалась в муках. Что теперь? Ты, кажется, помощник в лавке? Там без гибкости и вежливости не удержаться, но по тебе не скажешь, что ты способен угождать людям.

— Он потому и бесится здесь, что там всем угождает, — бросил Новит. — Может, хоть его сдадим страже?

— Откупится. Смертельная клятва свяжет его крепче тюрьмы. Мы ждём, дружок!

Брандит, постанывая и шатаясь, встал, цепляясь за такой же прут в заборе, родной братец которого наставил ему синяков. Поклялся жизнью, что больше не нападёт на безоружных и никаких неравных драк, шантажа, вымогательств… Всего, чем он прославился в «Золотом барабане». И рыжей девке ничего не угрожает. Он не сможет даже нанять кого-то поквитаться с ней, иначе тут же упадёт замертво.

— Что ж из тебя клещами тащить каждое слово? — укорил Папаша. — Брысь! Больше на пушечный выстрел не приближайся к моим детям. А их у меня много… Стой, — артист придержал бывшего главаря, готового прошмыгнуть со двора. — Посмотри на окна.

Брандит хмуро глянул и тут же отвернулся. Посетители прилипли к окнам «Барабана», стараясь не пропустить ничего из урока вежливости. И хотя почти не слышали слов, но смысл отлично понимали. И, не сговариваясь, стали ритмично хлопать. «Барабан» трещал изнутри, словно настоящая барабанная дробь возвещала конец сражения. Брандит бежал подальше, но ещё долго слышал страшный звук преследующих его аплодисментов.

Актеры церемонно поклонились зрителям и покинули площадку возле «Золотого барабана». Папаша напоследок аккуратно вернул опору плетня на место, как обещал.

Глава 29

— Сильно ты его? — на обратном пути спросил Крас, беспокоясь не о бывшем главаре шайки, а о чувствах Папаши.

— Не так, как он заслуживает. А твои что?

— Усвоили урок. На какое-то время… Тут важна страховка. Клятву не обойти, что бы они ни думали, как бы ни злились.

— Ничего, этот притон сегодня же подпишет договор с «Кленовым листом». Или просто перейдёт в собственность братства. Я предупредил наших, присмотрят.

— Куда они смотрели раньше?

— Когда не просят помощи, вмешиваться лишний раз… сам знаешь. В городах свои порядки. Со стражей и с кругом уличных банд по своей воле не связываются. Что им наши законы?

Смея догнала Краса и взяла за руку:

— Устал?

— Честно говоря, да. Не люблю драться, когда нельзя врезать как следует!

— Вечером отыграем и уедем. Не хочу оставаться тут лишней минуты.

— Я бы прямо сейчас не прочь уехать. Но на ночь глядя ехать глупо. И нужно подождать, не соберут ли наши клятвопреступники дружков, чтобы самим не марать руки? До утра стоим на Солнечной, как собирались. Что бы ни было, нам сейчас выступать проще, чем Жердину. А ему лишняя ночь в гостинице не помешает. Надеюсь, Старик уже вернулся и разобрался, что там. Как скорее поставить его на ноги.

— У него только синяки и ссадины, скоро пройдёт. Ты Жердина не знаешь? Через неделю снова будет ходить на голове и нарываться на неприятности где-нибудь в салоне. Он — дитя улицы.

— Был когда-то.

— Память-то осталась. Все мы притащили с собой в фургон тех, кем мы были прежде, и спрятали эти маски глубоко на дне сундуков. Думаешь, я забуду ту детскую тюрьму, где выросла? А ты? Жердин скоро поправится, синяки проходят. На сердце шрамы глубже.

*****

В гостинице на Солнечной площади актеры оплатили комнаты ещё на одну ночь. Обычно они не делали этого заранее. Но сейчас Жердин лежал в постели с компрессом на затылке, рядом посменно кто-нибудь дежурил.

До вечернего представления оставалось меньше часа. Крас и Папаша заперлись в своих комнатах, пытаясь отдохнуть и привести себя в порядок. Новит заглянул в конюшню к безмятежно жующей сено крошке Матильде, узнал у Веричи, что развёрнутый фургон в порядке, всё тихо. И навестил приятеля.

Рядом с постелью раненого сидела Веда, сказала, что Старик определил сильное сотрясение. Другого лекаря не звали, помочь может только покой и капли горькой настойки, этого пока хватает.

— А ты почему хромаешь? — строго спросила провидица. — Только не спрашивай глупости, я знаю и всё. Помощь нужна?

— Обойдусь этим, — Новит взял со столика возле кровати банку «Ялицы» от ран и ушибов. Она пахла сосновой живицей. Постучал по жестяной крышке, чтобы Веда поняла, что он взял. — Я посижу с ним, вы пока отдохните.

— Я-то не гонялась за шайкой идиотов, так что не устала, — величественно пошутила Веда. Но вышла из комнаты, оставив приятелей наедине.

— Что там с ногой? — Жердин пытался лёжа скосить глаза, чтобы увидеть, но тут же зажмурился от боли. Новит поставил ногу на табурет и подтянул узкую штанину трико, показывая большой малиновый синяк.

— Та самая дубинка, — похвастался он, натирая синяк «Ялицей». — Она теперь у Папаши, среди трофеев. Как думаешь, оставит или продаст?

— Продаст. Как там прошло?

— Нормально. «Золотой барабан» уже не тот… Смея расскажет тебе лучше. Папаша что-то провернул, экономическое, по законам братства. Короче, это заведение теперь наше. Тебе привет от рыжей барышни, ты навеки покорил её сердце!

— Когда валялся там, как клетчатая тряпка? — слабо усмехнулся Жердин.

— Вообще-то, раньше, но в тот момент — особенно, — заверил новенький. — Та девка тебя спасла. Она так заорала, что все твои дуболомы разбежались.

— Я не слышал.

— Зато мы слышали, на «бис». В общем, ужасно, что теперь для того квартала ты — герой. Твоими стараниями они избавились от шайки, которая не давала людям житья, и как раз там, где все искали отдыха от трудов, в местном питейном клубе. Теперь они свободны и, кто знает, стали чуть меньше бояться?

— А что ужасного?

— Тебе может понравиться! Без шуток… — Новит взял его руку, пальцы были очень холодные, будто компресс со льдом заморозил Жердина целиком. Отсюда и бледность и болезненная слабость. Новенького это всерьёз тревожило: — Что сказал Старик? Я знаю, что сотрясение. Когда это пройдёт?

— Ближайший месяц придется обходиться без сальто, не