Владимир Буров - Тэтэ

— Тебе записка.

— Ира. Когда я был в Пентагоне… когда я ездил туда передавать опыт американским полковникам…

— Тогда ты утащил из их отеля три шикарных полотенца, — перебила его дочка.

— Я не так мелочен. Пять. Я их учил никогда не разрешать своим дочерям принимать записок от незнакомых людей. Это очень важно.

— Пожалуйста, не учи меня папа. Здесь тебе не Пентагон и не Хилтон.

Ладно. Полковник закурил сигару, сел к журнальному столику, на котором дымилась чашечка свежемолотого кофе, и прочитал то, что было в записке:

— Вы заказаны. Наймите настоящую хорошую охрану для ликвидации киллера.

— Ира! — крикнул полковник, — кто это принес?

— Не знаю, это был какой-то человек на машине. — Она вошла и опять скрылась за желто-голубой шторой.

Виктор Алексеевич сделал глоток кофе, пыхнул сигарой, потом набрал номер на сотовом телефоне.

— Это Горюнов. Это Горюнов. — Но трубка где-то там, в пространстве была недоступна.

— Перезвоните позднее. Перезво…

— Кого же мне нанять? — вслух спросил сам себя комдив.

Из-за шторы появилась голова дочери.

— Папа, ты меня звал?

— Нет. Но, знаешь, что мне придется отправить тебя к матери в Пермь.

— Зачем? Я никуда не поеду.

— Это необходимо в целях твоей безопасности. Это ненадолго. Я думаю на две… да нет, не больше, чем на неделю.

— Я не могу, папа, у меня в школе экзамены.

— Да?

— Тогда, я думаю, тебе лучше пожить некоторое время у подруги. У тебя есть подруга.

— Есть у меня и подруги и друзья. Только я никуда не поеду.

— Почему?

— Не хочу испытывать дискомфорт. Даже временный.

Виктор Алексеевич задумался. Че он горячку-то порет.

— Ты будешь ездить в школу на моей машине с охранником. И после школы он тебя встречать будет. Не вздумай упрямиться. Это решено.

— Хорошо. Один вопрос можно? А что, у нас уже есть охранник?

— Сегодня будет.

Будет. А где его взять? От заказа свои спортсмены не уберегут. Тут нужен профессионал. Литовский мог бы помочь. Виктор Алексеевич готов был раскошелиться даже на московского охранника. Но Литовский не отвечает. Ладно. И он позвонил Козыреву.

— Давай вечером встретимся в Мумии, — ответил Козырев, — там и поговорим.

— Мне нельзя светиться, — ответил Горюнов.

— Почему? — искренне удивился начальник милиции. — Ведь иначе и в кабак не выберешься. А так у нас будет повод заказать стейки из говяжьей вырезки.

— Ты не понимаешь, о чем речь. Не могу я выехать в город. Давай ко мне сюда. Будет тебе вырезка в моей офицерской столовой.

— А телки?

— Извини, друг мне сейчас не до телок.

— Неужели все так серьезно?

— Очень.

— Ладно. Буду. Жди в девятнадцать.

Вечером, когда Козырев узнал, в чем дело, он сказал:

— Да, это серьезно. Есть у меня одни специалист. Но ты знаешь, сколько они берут в таких ситуациях?

— Сколько?

— Двести.

— Нормально.

— Ну, ты понял, что это значит?

— Не вчера родился. Знаю я эти расценки. Дорого, конечно. Но жизнь дороже.

— Я так понял, деньги у тебя есть?

— Ну, сколько они меня будут пасти? Самое большое неделю. А реально, я думаю, не больше трех дней. Штука, ну полторы. Такие деньги у меня пока еще водятся.

Козырев слизал кровавую водичку с верхнего медальона.

— Вкусно. — Он сожрал сразу полмедальона. Выпил рюмку дорогой водки, кинул в рот маленький помидорчик, который еще недавно украшал всю эту пирамиду из мяса и добавил: — Вижу, ты не знаешь настоящую цену. В таких случаях телохранители берут двести баксов за час.

— Да ладно тебе, — комдив даже поставил рюмку с водкой на стол. — Хочешь ободрать меня?

— Нет. Это реальная цена.

— Сколько же надо тогда?

— Умножай на двенадцать. А то и на двадцать четыре, если хочешь, чтобы тебя и ночью охраняли. Штук в пятьдесят тебе все это может обойтись. А двадцатку-то уж точно надо иметь.

— Ты говоришь, он у тебя сидит. Может, нажмешь на него? Подешевле договоримся.

— Можно. Но толку не будет. Это же не заказ выполнить. Отбить тебя теперь может только человек душевный.

— Как это?

— Свободный художник, который будет работать с душой, так же как пишут художественные произведения. Давить на таких бесполезно. Плати, и он готов будет умереть, защищая тебя. Нет, серьезно тебе говорю. Только это… парень этот на тюремной больничке сейчас.

— Что, серьезное ранение?

— Да нет, получил сотрясение мозга просто. Ему не привыкать. Хуже не будет. Он и так был чокнутый.

— Зачем же ты предлагаешь мне чокнутого?

— Зачем? Да они все, эти свободные художники, больные на голову.

— А за что ты его посадил?

— Предполагалось, что он завалил Леню Московского.

— А теперь доказать не можете?

— Да.

— Почему?

— Трупа нет.

— Где же он? — удивился полковник.

— Не знаю. Пропал.

— Как это пропал? Украли, что ли?

— Ну не знаю! Нет трупа и все. А на нет и суда нет. Все равно пришлось бы этого Семена завтра выпустить.

Перед тем как ехать в Военный Городок к Горюнову, Семен зашел пообедать в Датский. Когда выпускали из милиции в кармане у себя он нашел сто баксов. А сколько у него было? Он не помнил. Может быть, даже вообще ничего не было.

— О, привет, Вован! — крикнул Семен. — Че-то тебя давно не было видно. Ты где пропадал? — Вова был другом Ивана. Раньше они вместе работали на заводе в одном цехе.

Сейчас Вова сидел вместе с двумя девушками за одним графином пива и небольшой скумбрией. Значит, денег у них нет.

— На мели? — спросил Семен. — Разрешите сесть с вами? У меня баксы. Он показал свой стольник. — А этих девушек я, кажется, уже где-то видел.

Это были Нина и Лена. Вместе с Семеном и Иваном они отдыхали в деревне.

— А вы не помните, как Мишку связывали? — спросила Лена.

— Ах, Мишку?! — обрадовался Семен. Теперь он вспомнил, где видел этих девушек. А то как-то неудобно.

— Что неудобно? — спросила Нина.

— Ну, неудобно, — поддержал разговор Вова, — а то ведь думаешь, толи видел, толи нет. А что? — он оглядел присутствующих, — я что-то не то сказал?

— Да все нормально, — сказал Семен. — Я просто сначала не узнал этих великолепных дам.

Принесли большое блюдо датских ребер. Заказ Семена. Пива, водки и креветок.

— А с другой стороны, — сказал Вова, — можно и еще раз познакомиться. А что такого? Ведь всегда хочется чего-то новенького. А встречаются одни и те же люди. Забыл, встретил опять и как будто не знал их никогда.