Валентин Аккуратов - Искатель. 1964. Выпуск №4

— Марта!

— He перебивайте. Невыносима сама мысль, что никто никогда не узнает об Абсте, его делах и замыслах… Поэтому я должна рассказать все. Я верю вам. Верю, что, если вы уцелеете, молчать не станете. Я не ошиблась?

— Не ошиблись, Марта.

— Тогда слушайте.

Росток!.. В этом городе я родилась и провела детство.

Но теперь моего дома нет. Вместо него, вместо всей улицы — только развалины.

Отец погиб еще раньше. Он служил в Мюнхене, перекочевав туда, когда отчаялся найти работу в своем городе. Ему посчастливилось, он устроился в баре кельнером. Мы уже собирались продать дом и ехать к нему. Но он умер.

В те годы мало кто понимал, что такое фашизм. Это тем более относилось к отцу — он всегда был далек от политики.

И вот фашисты его убили.

Позже нам рассказали подробности. Как-то вечером в бар, где он работал, ввалилась толпа горланящих молодцов. Они изрядно выпили, и один из них стал говорить речь. В углу за столиком сидел человек с двумя железными крестами на лацкане пиджака. Вероятно, ветеран. Внезапно он вскочил, кинулся к оратору, вцепился ему в грудь, крича, что служил с ним в одном полку, что это провокатор. Поднялась драка. Раздались выстрелы. Одна из пуль попала в отца…

Это случилось весной 1926 года.

Спустя десятилетие, когда фашисты были уже у власти, я завершила образование и стала хирургом. Меня еще со школьной скамьи тянуло к медицине. Мать и старшая сестра заложили дом, работали день и ночь, чтобы я могла учиться в университете, — считалось, что у меня способности.

Я получила работу в больнице восточного пригорода Берлина. И там у меня произошла встреча… На заводе, где работал этот человек, случилась авария, и ему сильно разбило голову. Мне удалось сделать сложную операцию. Он долго лежал у меня в палате. Мы познакомились, часто беседовали. Мы были примерно одного возраста, у нас всегда находилось много тем для разговоров. Он выздоровел, и мы расстались. А полгода спустя он вдруг позвонил мне и пригласил погулять. В тот день решилась моя судьба. Оказалось, все это время они исподволь изучали меня. Они — это группа коммунистов города, уцелевших после того, как на их партию обрушились нацисты.

Они нуждались в таких, как я, молодых специалистах, чье прошлое безупречно с точки зрения гестапо. Я стала членом подпольной группы. Мне дали задание совершенствоваться как хирургу, работать старательно, вступить в НСДАП. Что касается хирургии, то ее я считала делом своей жизни. Работала много и напряженно, все больше квалифицируясь на операциях мозга. Об одной моей операции, закончившейся исцелением больного, которого считали безнадежным, написали в газетах… Справиться со второй частью задания помог случай. Однажды я вылечила какого-то блоклейтера,[14] удалив ему опухоль мозжечка. Этот человек и рекомендовал меня в «Национал-социалистский союз немецких женщин». Замечу, что к тому времени я уже получила карточку члена СС. И вот однажды меня вызывают в крейслейтунг.[15] Я шла туда с тревожно бьющимся сердцем. Все произошло так неожиданно, что я даже не смогла предупредить товарищей из группы.

За столом сидел крейслейтер. Поодаль расположился человек в мундире генерала СС. Я узнала его — это был сам Ганс Брандт.[16]

Крейслейтер проверил мои документы, задал несколько вопросов и вышел из кабинета. Тогда заговорил Брандт. В течение четверти часа он расспрашивал меня. Но я видела — это формальность. Он уже многое знает обо мне и о моей работе.

Мне было сделано предложение стать сотрудницей Аненэрбе.[17]

Брандт сказал, что это предложение — большая честь. В Аненэрбе у меня будут широкие возможности для научной работы и экспериментирования. Мне дали двое суток на обдумывание.

В тот же вечер я нашла возможность встретиться с руководителем своей группы. Выслушав меня, он не мог скрыть волнения. Да я и сама понимала, как это важно, чтобы коммунисты Германии имели своего человека в Аненэрбе.

Следующие полтора года прошли как в тумане. Вместе с группой врачей я кочевала по концентрационным лагерям. Через наши руки проходили тысячи заключенных — мы отбирали нужных кандидатов. Это были самые различные люди — здоровые и такие, у которых обнаруживались различные опухоли, заболевания сердечно-сосудистой системы, мозга, крови… Всех их транспортировали в специальные лаборатории и клиники, и там ими распоряжался шеф Аненэрбе доктор Вольфрам Зиверс.

Через год и семь месяцев я получила назначение в одну из таких клиник. Я своими глазами увидела, что там творилось. Все то, что обычные экспериментаторы-физиологи совершают только на насекомых, лягушках, кроликах, собаках, все это Зиверс и его коллеги проделывали над сотнями и тысячами живых людей — им ампутировали конечности и пытались вновь приживлять руки и ноги, вырезали кости, удаляли внутренние органы, на подопытных пробовали неведомые мне препараты, яды… Заметьте, это началось до войны. Фашисты всласть напрактиковались на соотечественниках, прежде чем получили в свое распоряжение военнопленных!..

Здесь я встретилась с Абстом. Один из «кроликов», как в клинике называли подопытных людей, был умалишенный, живший в мире чудовищных галлюцинаций. Очень буйный, утративший всякий контакт с окружающей действительностью, он являл собой пример безнадежного параноика. И Абст вылечил его. Я ассистировала при операции и была потрясена искусством хирурга. Я с благоговением следила за его работой. Как сейчас помню наш разговор, когда Абст, стоя рядом со мной, мыл руки после операции.

«А вы понравились мне, — задумчиво проговорил он. — Я читал о вас. Вот и Зиверс доволен вами. Позвольте спросить, каковы ваши планы на будущее?»

У меня от волнения кровь прилила к щекам: ведь я и думать не могла, что вечером этого же дня Абст проделает новый эксперимент над спасенным им человеком и уничтожит его! Об этом и о многом другом я узнала позже. Но в тот день Абст казался мне добрым волшебником. Он был так не похож на извергов, которые меня окружали. И я на минуту забыла, кто я, зачем послана в Аненэрбе, забыла, что выполняю важную работу и она дает результаты. Ведь, используя переданные мною данные, подпольная организация уже провела первую акцию — организовала побег группы обреченных людей из клиники Зиверса. Да, в те минуты я обо всем этом забыла. Я была почти влюблена в Абста. И когда он предложил мне работать с ним, я согласилась.

Так я оказалась в «Лаборатории 1-W-1».

С этого времени мои связи с подпольем оборвались. Вот уже почти три года я изолирована от внешнего мира. Лишь изредка, когда лаборатория еще находилась близ Берлина, меня отпускали за покупками. И всякий раз в сопровождении Глюка. Я знала, что он из группы немцев, которые живут на противоположном конце острова и обучаются действиям под водой. Все это были молодые, здоровые люди, отличные пловцы, увлеченные новой профессией, казавшейся им такой романтической.