Деннис Уитли - Сокровище царя Камбиза

Старый шейх поклонился нам. Он тронул свой лоб, потом сердце и произнес:

— Благословенно имя Аллаха. Пусть он дарует вам радость и много красивых ребятишек.

Мы поклонились в ответ, и он ушел. Проверяя правдивость Уны, я спросил ее:

— Что он пробормотал?

— Он пожелал мне того, чего я не хочу, — пожала она плечами, — кучу детей.

Я натянуто рассмеялся, и мы замолчали. Затем, не сообразив, что можно сказать в таких обстоятельствах, я заметил:

— Ну, вот мы и здесь.

— Да, вот мы и здесь, — повторила Уна с оттенком насмешки в голосе. — Как насчет шампанского?

— Грандиозно, — ответил я и открыл одну из бутылок.

Я налил шампанского Уне, усевшейся в кресле, затем себе и тоже сел. Она немедленно встала, подошла ко мне и устроилась у меня на колене.

Не помню, чтобы еще когда-нибудь я чувствовал себя так неловко. Я был о бескуражен и не знал, что сказать, и это — после проявленного рвения у гробницы Эхнатона! Мы поцеловались, но весьма робко.

Наконец в полном отчаянии я заговорил о египтологии, но она прервала меня, и, поднявшись, произнесла с подчеркнутой вежливостью:

— Думаю, мне пора в постель. Хотя вам, боюсь, здесь будет не очень-то удобно.

— О, я как-нибудь устроюсь, — пробормотал я. — Спокойной ночи и приятных сновидений.

— Спасибо, — улыбнулась она, — и… вам того же. — С этими словами она исчезла за шторой и поплотнее задернула ее.

Я пригасил лампу и, зная, что ночь будет довольно холодной, взял пальто. В этот момент штора снова раздернулась и появилось лицо Уны. На нем не отражалось ни гнева, ни изумления, ни презрения. Она просто тихо спросила:

— Вы еще не сделали зарядку?

— А-а? — пораженно воскликнул я. — Зарядку?

— Именно. Я делаю ее каждую ночь. А вы?

— Э-э, нет. Боюсь, что нет, — несколько нерешительно ответил я.

— Тогда вам просто необходимо начать. Это очень полезно для фигуры. Если бы у нас были рапиры, мы могли бы на несколько минут заняться фехтованием, — это самое хорошее из упражнений. Но, раз их у нас нет, мы вместо этого можем побегать.

— Побегать? — откликнулся я.

— Почему бы и нет? — оборвала она. — Смотрите, как это делается: через кресла, под столом, по кругу, прыгая, спотыкаясь, и опять бегом. Это прекрасное средство для поддержания формы.

— Ну-у, — пробормотал я, изумленный этой неожиданной для меня ее стороной. — Если вы так настроены, я не стану вам мешать.

Она шагнула вперед и оказалась рядом со мной. На ней почти не было одежды, но я не обратил на это внимания, поскольку, спокойно взглянув на меня, она сказала:

— Я в лучшей форме, чем вы. Могу поспорить, что вы не поймаете меня.

— Не обольщайтесь, — рассмеялся я и сделал выпад, чтобы схватить ее. Но она уклонилась и отбежала за стол.

— Смелее, — сказала она. — Я бросаю вам вызов.

— Хорошо! — вскричал я. — Мне хватит двух минут, чтобы поймать вас.

Улыбнувшись, она наклонилась и погасила лампу. В следующую секунду ее насмешливый голос донесся из дальнего конца палатки:

— Попробуйте! Поймайте меня! Поймайте, если сможете!

Никогда в жизни я не испытывал большего возбуждения, чем от этой погони. Возможно, во мне пробудился первобытный охотничий инстинкт, который все еще силен в каждом мужчине, — но я твердо знал, что если не поймаю ее, то потеряю всякое уважение к себе.

Когда я поймал ее, — хотя уверен, что она сама позволила это сделать, — она повернулась ко мне в объятия и наши уста сомкнулись. Крепко сжимая ее горячее, податливое тело, я чувствовал, как сердце колотится в ее груди. Все мои колебания развеялись, как паутина на ветру. Я взял ее на руки и отнес в постель.

В котором часу я проснулся, сказать трудно, вероятно, где-то за полночь, поскольку в палатке было совершенно темно. Я сразу понял, что Уны нет рядом.

Все мои чувства мгновенно обострились, сна как не бывало.

Я выскользнул из постели, зажег спичку и, раздвинув штору, выглянул. Уны нигде не было, и я на цыпочках прокрался к выходу, где различил голоса. Уна разговаривала со своей горничной и, видимо, только-только разбудила ее. Слышно было плохо, я сделал несколько шагов вперед, но в темноте зацепился за одну из веревок палатки и с жутким грохотом растянулся на земле.

— Кто там? — раздался быстрый, возбужденный шепот Уны.

— Это я, дорогая, — проблеял я. — Я проснулся и, не найдя тебя рядом, забеспокоился, что случилось.

— Я на минутку вышла, — успокаивающим тоном произнесла она. — Возвращайся в постель, любовь моя. Я сейчас приду.

Мне ничего не оставалось, как повиноваться, но, повернувшись, я услышал ее торопливые слова, сказанные по-арабски:

— Ты поняла? Мне нравится этот англичанин, и я не хочу, чтобы ему перерезали глотку. Я не боюсь Закри. Наша договоренность отменяется.

Как прелестно услышать подобное от своей подруги в середине первой ночи, проведенной с ней. Приятно было узнать, что я произвел на Уну такое впечатление, что она решила пощадить меня.

Но кровь буквально застыла в моих жилах при мысли о предательстве, которое она замышляла.

Мне стало ясно, что она все время знала, кто я на самом деле. Она, должно быть, детально продумала свой коварный замысел в первый же вечер на пароходе и на следующее утро послала инструкции Закри-бею до нашего отплытия.

Посещение гробницы Эхнатона послужило прекрасным предлогом увести меня прочь от нашей группы; палатку, вероятно, доставили по железной дороге, поскольку Уна слишком привередлива, чтобы спать в арабской лачуге, а местный шейх исполнял, скорее всего, ее же приказы, когда лгал относительно археологов.

Безмятежная, с ангельской улыбкой на устах, она вернулась прежде, чем я успел налить шампанского. Подойдя ко мне, она обвила руками мою шею, притянула голову к своей и очень скоро я начал теряться в догадках: не ослышался ли я? Невозможно было поверить, что столь юное создание могло замыслить такое черное дело. Однако же в этом не было никаких сомнений.

Утомившись от любовных игр и допив шампанское, мы вновь уснули, но ненадолго. Меня разбудили сердитые голоса. В тот же момент проснулась и Уна. Выскользнув из моих объятий, она выпрыгнула из постели, натянула платье и торопливо сказала:

— Это, должно быть, шейх и люди из деревни. Они, наверное, напились после нашего ухода. Что бы ни происходило, не выходи отсюда, любовь моя. Когда эти люди напьются, с ними трудно поладить, они ненавидят англичан.

Однако я все же вылез из постели, зажег лампу, проверил пистолет и стал одеваться.

Штора, разделяющая палатку, была задернута, но посетители находились уже в прихожей — Уна ругалась с ними; внезапно я с ужасом понял, что их предводитель вовсе не шейх. Высокий, напоминающий женский, голос мог принадлежать только Закри-бею.