В Травинский - Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

Тот пожал плечами.

— Они не могут позволить жить каждому. Тогда нас стало бы очень много… — Он показал на свой почти совсем стершийся знак-надпись на груди. — Видишь, уже смерть. Я не имею права жить. Тебе это трудно понять. Каждому дается срок жизни. Одним больше, другим меньше. А некоторым совсем не дается. Иногда бывает так, что разрешения на жизнь не получают маленькие дети.

— И что же делают те, кто не получает права на жизнь?

— Прячутся. Как я. Но, конечно, не каждому удается спрятаться.

— И так будет всегда?

Суезуп посмотрел на Алексея и отвернулся.

— После.

Оно прозвучало очень многозначительно — это “после”. Как возможность изменений в будущем.

Космонавт посмотрел на Суезупа. Ростом житель был не меньше его самого, крепкий, развитый, выносливый. Его молчаливость и скромность вдруг предстали в другом свете. Может быть, это не столько робость забитого существа, сколько свидетельство внутренней силы и уверенности?..

Ночь упала на пустыню разом, как она падала в тропиках на Земле. Суезуп долго разыскивал дыру под стеной. Рыча, ходили поблизости вездеходы, иногда мертвый синеватый луч света прорезывал темноту.

Когда они стали наконец спускаться в подземелье, Алексей испытал чувство путника, возвращающегося из долгого и опасного странствия в безопасный, уютный дом

Тнаврес и Толфорза действительно встретили его, как домочадцы уставшего путешественника. Умывшийся, накормленный, он рассказал о приключениях у подземной реки. Под утро в комнату-пещеру сошлись еще несколько желто-коричневых жителей. Собралось нечто вроде совета или консилиума. Маленькие люди осмотрели лицо и шею космонавта. Шрамы исчезли, он был здоров.

— Он может, — резюмировал общее мнение Тнаврес.

— Что могу?

Бородатый покачал головой:

— После.

С этим Тнаврес и ушел вместе с другими, поскольку тут же завыла сирена.

И снова потянулись пустые дни. Алексей вставал поутру, провожая Толфорзу и других жителей в подземные залы, а сам принимался слоняться из комнаты в комнату, наблюдая за играющими детьми, слушая разговоры стариков.

Суезуп куда-то исчез в первый же день по возвращении.

Головная боль стала меньше мучить космонавта, бездеятельность особенно угнетала. Иногда от нечего делать он часами лежал на постели, то забываясь в дрёме, то мечтая или вспоминая Землю. Она рисовалась в какой-то неясной дымке, прекрасная, невообразимо далекая и в пространстве и во времени. Было ли это все: детство в небольшом городке над Окой, мать? Было ли?.. Школа и первая самостоятельная авиамодель. Техникум, служба в армии, подмосковное училище космонавтов и сама Москва, оглушившая, ошеломившая в первый день быстрыми толпами на улицах, водопадами эскалаторов метро, широтой проспектов, опьянившая множеством впечатлений.

А больше как-то ничего и не вспоминалось. (Он и жениться не успел, только познакомился с черноволосой Галей-продавщицей книг в магазине на улице Горького. И встретился с ней только два раза).

Дни текли. Он лежал в пещере, долгими часами ожидая возвращения маленькой Толфорзы. Постепенно это делалось очень важным — услышать ее быстрые шаги в коридоре.

Порой ему казалось, что он годы живет в подземелье. Оно само с жутким городом айтсов над головой и вся планета стали бытом, привычкой.

Да, его жизнь тут и кончится, в этом коридоре. Ну и что?

Но тотчас он начинал возмущаться. Неужели он, здоровый и сильный, знающий, человек с Земли, так и будет валяться в пещере? Начинали одолевать различные планы и проекты. Разыскать Суезупа, найти еще десяток таких же, обучить их грамоте, наукам, создать первую инициативную группу, вооружиться и выйти из-под земли. Представлялось, как они частью истребляют, частью покоряют, а далее и цивилизуют злобных айтсов. Позже начинается борьба с пустыней, вода подземных рек поднимается наверх и орошает сухие пески: цветущие сады, поля, заводы, города. А там и первые попытки связаться с Землей…

Однако не с чего было начинать. Ни Тнаврес, ни Толфорза то ли не знали, то ли не хотели говорить, где Суезуп. И вообще маленькие жители вели себя странно уклончиво. Разговаривая, Алексей ощущал, что в какой-то момент наталкивается на стену. Ему отвечали, а потом следовало обескураживающее “после”.

Между тем обстановка в подземелье постепенно менялась. Становилось все более людно. В тех комнатах-пещерах, где прежде жило по две — три семьи, теперь селилось по пять — шесть. Наверху айтсы затеяли очередное сокращение разросшейся территории Подгорода. Мужчины, плачущие женщины, дети, которым не хотели возобновлять старых или вовсе не ставили новых знаков, заполнили коридоры. Передавались леденящие кровь подробности о машинах-повозках на улицах Подгорода. Машины выискивали тех, кто не имел права на жизнь.

Однажды Толфорза привела окаменевшую от горя женщину, у которой машина-повозка забрала двух детей. Потом таких несчастных стало приходить в подземелье все больше. Машины особенно охотились за детьми, уже подросшими, приближающимися к совершеннолетию.

Глухой ропот стоял в Углублении, но поутру жители все так же торопились в подземные залы. Участились обыски, чуть ли не через день Алексею приходилось прятаться в тайниках.

Что делать? Временами, когда голова болела особенно сильно, его охватывало какое-то оцепенение, он садился на пол, тупо уставившись в стену перед собой. Затем вдруг его осеняло: он ведь на чужой планете. В его лице человечество впервые встретилось с внеземным разумом. Чужая планета! За это одно стоит отдать жизнь — узнать, увидеть! Разве может быть большее счастье?

Но в коридоре плакали женщины. Старик рядом монотонно рассказывал о казнях наверху. Это отрезвляло. Можно ли думать о пафосе знания, когда необходимо сострадать и действовать?

Однажды он взял Толфорзу за руку.

— Как же мы будем жить дальше? Все так и пойдет, как сейчас?

Она не отняла руки. Ладонь у нее была маленькая, жесткая, а у запястья кожа делалась нежной, шелковистой, и жилка просвечивала у сгиба локтя.

— После.

Позже, когда все заснули, Алексей тихонько поднялся.

Хватит! Довольно с него этих “после”. Он просто сам выйдет наверх и узнает в конце концов, что же такое айтсы, “верхние”. И что с ними можно сделать.

Он пошел коридорами, перешагивая через лежащих вповалку жителей. Там и здесь слышались всхрапывания и стоны во сне. Коридоры переходили один в другой, постепенно повышаясь. На ровной площадке дверь вела в узкую кабину. Подъемное устройство.

Он вошел, наобум нажал какую-то кнопку. Кабина рывком скользнула наверх и остановилась. Сердце от непривычки чуть ёкнуло. Алексей открыл дверцу. Он был теперь в огромном темном помещении, напоминающем ангар. Зияли открытые ворота.