Дуглас Престон - Золотой город

— Отличная идея, — кивнула Нора. — Идите, а мы тем временем разобьем лагерь.

Нора и Свайр расседлали и развьючили лошадей. Седла и тюки с провизией они уложили на песок, затем бережно разместили в стороне непромокаемые сумки с компьютерами и прочим высокотехнологичным оборудованием. Тем временем Бонаротти, вооружившись лопатой, охотничьим ножом и прихватив свой огромный револьвер, с какой-то неведомой целью отправился вверх по каньону. Его костюм цвета хаки непостижимым образом оставался безупречно чистым и отглаженным.

Покончив с разгрузкой, Свайр вновь вскочил на Местизо. Во время путешествия он беспрестанно разговаривал с лошадьми или напевал им песенки собственного сочинения, незамысловатые по форме, зато весьма злободневные по содержанию. Вот и сейчас, направляясь к ручью верхом на вспотевшем жеребце, ковбой выдал очередной куплет:

Славный юный мерин,Видишь ту лошадку?Редко повстречать случитсяЭдакую сладкую.Как не пожалеть тут,Что об эту поруНе хозяин ты ужеСвоему прибору.

У ручья он стреножил лошадей и повесил им на шею колокольчики наподобие коровьих. Расседлав Местизо, Свайр привязал его к колышку длинной веревкой. Покончив с делами, ковбой сел на камень, закурил сигарету, вытащил из кармана маленький засаленный блокнот и погрузился в наблюдение за подопечными, щипавшими прибрежную траву в лучах вечернего солнышка.

Нора с удовлетворением оглядела лагерь. Жара спадала, от ручья повеяло прохладой. Дикие голуби перелетали с одной стены каньона на другую, легкий запах можжевелового дыма приятно щекотал ноздри. В сгущающихся сумерках громко трещали цикады. Она сидела на поваленном дереве, погрузившись в приятную истому. Нора знала — следует воспользоваться остатками угасающего дня и сделать записи в журнале. Но сидеть без дела было так приятно. Блейк, устроившись у костра из можжевеловых поленьев, массировал ноги. Остальные, закончив хлопоты по устройству лагеря, присоединились к нему и теперь выжидательно глядели на большой котелок с кофе.

Под чьими-то ногами заскрипел песок. Секунду спустя из-за поворота появился Бонаротти с мешком на спине. Он бережно опустил ношу на расстеленную у огня чистую клеенку. Затем повар укрепил над пламенем гриль, поставил на него сковородку, извлек из сундука головку чеснока и мелко покрошил в шипящее масло. Рядом со сковородкой он водрузил кастрюлю с водой, предварительно насыпав в нее риса. Совершив все приготовления, Бонаротти развязал мешок и разложил на клеенке какие-то корни, клубни самой причудливой формы, связки трав и несколько колючих отростков грушевидного кактуса. Из разведки вернулась Слоан. Несмотря на усталый вид, глаза ее по-прежнему сияли и на губах играла неизменная улыбка. Она тихонько опустилась на бревно, наблюдая за манипуляциями повара. Со сверхъестественной ловкостью орудуя ножом, тот покрошил коренья и отправил их в кастрюлю. Такая же участь постигла клубни и травы. Потом настал черед кактусов. Он опалил колючки на гриле, снял жесткую кожицу, нарезал сердцевину мелкими кусочками и положил в кипящее масло с чесноком. Хорошенько перемешав содержимое сковородки, повар опрокинул его в кастрюлю и снял с огня.

— Ризотто с кактусами, диким картофелем, кореньями и римским сыром! — возвестил Бонаротти обычным бесстрастным голосом.

Повисло наряженное молчание.

— Чего выждете? — нарушила тишину Слоан. — Налетай, пока дают!

Участники экспедиции поднялись со своих мест и разобрали тарелки. Повар доверху наполнял каждый протянутый прибор, посыпая варево измельченными травами. Получив по порции, все вновь расселись у костра.

— Вы уверены, что это блюдо не опасно?

За шутливым тоном Блейка ощущалась откровенная обеспокоенность.

— Как знать, доктор, — со смехом ответила Слоан. — Но я все же советую вам рискнуть. Отказаться — значит подвергнуть себя еще большей опасности.

И она многозначительно покосилась на револьвер, торчавший из-за пояса Бонаротти.

Блейк нервно рассмеялся и опасливо поднес ложку ко рту. В следующее мгновение лицо его просветлело.

— Своеобразный вкус, — промычал он с набитым ртом.

— Кто не рискует, тот не ест кактусов! — Смитбэк тоже принялся за еду.

— Язык проглотишь! — ахнул Свайр.

Нора последовала их примеру и воздала должное очередному шедевру Бонаротти. Нежнейший рис буквально таял во рту, вкус грибов и сыра смешивался с изысканным ароматом трав и незнакомым терпким островатым привкусом. Неужели он действительно порожден колючими неаппетитными кактусами?

Шквал восторгов в свой адрес Бонаротти принял, как всегда, с непроницаемым лицом. Впрочем, спустя всего мгновение тишину в лагере нарушало лишь звяканье ложек.

Позже, когда все участники экспедиции готовились ко сну, Нора отправилась проведать лошадей. Свайр по обыкновению сидел поблизости на камне с блокнотом на коленях.

— Как дела, Роско?

— Лучше некуда. — До нее донеслось знакомое шуршание и хруст: Свайр извлек из кармана очередную упаковку имбирного печенья и отправил одно в рот. — Хотите? — Он протянул ей пачку.

Отрицательно покачав головой, Нора опустилась на соседний камень.

— Скажите, а что вы записываете?

— Так, кой-какие стишки. — Свайр стряхнул с усов крошки. — Излияния ковбоя. Это, так сказать, мое хобби.

— Правда? А можно взглянуть?

Он замешкался.

— Вообще-то это лучше слушать, а не читать. Но так и быть, держите.

Нора раскрыла потрепанный блокнот и, развернув страницы к костру, вгляделась в неровные строчки. По большей части творения Свайра оказались короткими, не более десяти-двенадцати строк. Они напоминали не столько стихи, сколько разрозненные отрывки шутливой поэмы. На последних листках она обнаружила произведения иного рода, более длинные и серьезные. Одно из них даже было написано на латыни. Перелистнув последнюю страницу, Нора увидела заголовок: «Ураган».

— Это о жеребце, на котором едет Смитбэк?

— Да, — кивнул Свайр. — Мы с ним старые приятели. Ковбой забрал блокнот и продекламировал вслух:

Вьюжной зимней ночью он предстал передо мной,Пышногривый, норовистый молодой мустанг лихой.Я скакал за ним с лассо, я его поймалИ отвел его в загон и прозванье дал:Ураган, Ураган, недоверчив и упрям,У тебя кривое брюхо и на морде шрам.Лишь ослепшая кобыла на тебя положит глаз,Но с тобой никто на свете в жизни не догонит нас.О, сколько на родео нам выпало наград!В Амарильо, в Санта-Фе всякий был нам рад.Ты служил мне не за страх и уже не юн,А теперь в твоем седле неуклюжий вьюн.

— Последняя строка мне не слишком удалась, — вздохнул Свайр, закрыв блокнот. — Надо еще поработать над концовкой.