Уроки агенту розыска - Алексей Федорович Грачев

жаркий июльский полдень, Кирилла Локоткова в длинном дорогом пальто, шляпе, подпрыгивающее на носу пенсне. Вспомнил, может, эти слова: «Один раз вы, Семен Карпович, уже испортили мне френч»…

Но долго думать да вспоминать им не приходилось. Семен Карпович, тут же подняв голову от бумаг, сказал:

— Совсем забыл с твоей болтовней, Пахомов. На Федоровской «тихая». Бери ордер и дуй.

Вечерами не спалось. Плыли перед глазами то багровое лицо Локоткова, то скорбное и чистое, не то что там, на фабрике, лицо матери Артемьева. До головной боли гадал: кому пришло на ум очистить квартиру на Федоровской без взлома замков. Может, и Коле? Кто скажет об этом?.. А надлежало знать Пахомову, раз поручено это дело.

Вставал после таких бессонных ночей разбитый. Жевал кусок хлеба нехотя, под монотонный голос Александры Ивановны. Рассказывала ему о том, что жить теперь будет легче, что должны прибавить паек, по слухам, конечно; о том, что калеке, тому самому, что приходил во двор, воткнули на берегу реки нож в живот. Играли в карты и спьяну это ему, по баловству…

Думал рассеянно:

«Дадут теперь и калеку Пахомову. А у него Федоровская, кражи на вокзале, угнанная лошадь из рабоче-крестьянской инспекции. За чего и браться».

Уставал и рождалось иногда раздражение на Александру Ивановну, на Семена Карповича. Завели его на такую работу, запрягли, как лошадь в телегу. Стоял бы он там сейчас, на фабрике, рядом с матерью Артемьева или точил колеса в колесном цехе или на тормозном заводе что-нибудь строгал. Подумывал не раз подать заявление об уходе из розыска, записаться в какой-нибудь из отрядов, уходящих на фронт. Может, и отпустил бы Яров, как отпустил в свое время Македона Капустина. Хорошо этому Македону. Враг перед глазами, стреляй, иди на него в атаку. А здесь он где-то там, в развалинах, в этих домах, в этих переулках. Ходит рядом, как сказал однажды Яров, в одном трамвае, может, едет с ним, с Пахомовым. Даже спрашивает о чем-то. А ему и невдомек. Приходил с твердым решением в розыск, а там, едва он появлялся, опять кричали: «Пахомов, ограбление в гостином дворе. Бери Джека и дуй»… И дул, то есть бежали они с Варенцовым в гостиный двор, вслед за повизгивающим нетерпеливо и люто черным поджарым Джеком.

И день за днем заполнялись страницы журнала: «На Срубной найден труп неизвестного мужчины в солдатской шинели без головного убора. Рядом разбитый стакан в крови», «На Кавказском кладбище, в сторожке, раскрыт притон. Среди посетителей известный вор-громила Васька-тетка», «Путем подбора ключей ограблена парикмахерская частного владельца Курковского», «На станции, у гражданки Свищевой, вырезан карман с кошельком. Украдено две тысячи рублей денег и метрическое свидетельство дочери Свищевой», «На Подгорной улице в заброшенном колодце обнаружены три трупа»…

Происшествия натекали день за днем, как натекает телеграфная лента из работающего аппарата. Агенты розыска сбивались с ног. Отдыхали лишь в редкие вечера да по случаю каких-нибудь праздничных событий. Таким, например, праздничным событием явилось открытие первого в губернии клуба милиционеров.

Костя пришел в клуб с Канариным и Ваней Граховым. С любопытством, чувствуя какую-то торжественность, оглядывал зал: подумать только: вся милиция собралась в один раз в этот зал. Неслась разноголосица:

— Скидываю тюфяк, а там винтовка кавалерийского образца. Что ж ты, говорю, дезертирская морда, — воевать не хочешь, а оружие с собой?

— Брат Петр с петроградского фронта письмо прислал. Мол, офицерье с красноармейцами расправилось, страсти какие. Одну сестру милосердия за ноги подвесили к березе. Ну, и им спуску не будет. Так брат Васька пишет. А Васька у меня злой. Чуть, бывало, не так, выворачивает кол…

Но вот постепенно гул стих и начался вечер. Сначала с докладом выступила женщина из Губкома — высокая, в пенсне, в простенькой кофте и юбке, чуть не до пяток.

Не успели затихнуть аплодисменты, как на сцену вошел другой докладчик — заведующий губернским управлением милиции. Старый седой человек, с умными и строгими глазами принялся после краткого поздравления ругать милиционеров. Оказывается, много неполадок у них. Конный двор неопрятный, винтовки в губрезерве нечищеные, караулы потеряли бдительность.

А теперь за трибуну встал Яров. Он оглядел зал пристальным взглядом, заговорил, и голос дрожал:

— Слышали, наверное, все, что обнаружил уголовный розыск три трупа в заброшенном колодце на Подгорной улице. Погибли три простых человека.

Тут Яров стукнул кулаком по трибуне, уже гневно воскликнул:

— Их нельзя забывать. Так же как и погибших в уездах, так же как наших агентов Шахова и Глебова.

Как волна прокатилась по рядам, стукнули каблуки, заплескали дружно ладони. Кругом суровые лица, печальные глаза. А Шура Разузина опять заревела беззвучно. Даже голову опустила к коленям. Это чтобы не видели ее слез.

— Работаем мы много, — продолжал уже тише Яров и оглядел зал, как выискивал кого-то. Откинул белый чубик на лбу, вытер ладонью щеку. — Но надо работать в десять раз больше, удесятерить свои силы. Все эти банды должны получить по заслугам. А для этого не давайте уголовникам покоя ни днем, ни ночью. Правда, — хмуро сказал он, — у нас есть такие сотрудники, которые умеют служить по-казенному, по старинке. Положено, дескать, мне десять преступлений раскрыть в месяц, я их и раскрываю. А на одиннадцатое мне наплевать, пусть даже если до конца месяца осталось десять дней. Бежит вор, ну и пусть бежит. Он ведь одиннадцатый…

В зале негромко засмеялись. Костя оглянулся на Семена Карповича. Шаманов сидел сгорбившись, вобрав голову в плечи.

Когда кончил говорить Яров, в зале долго не смолкали аплодисменты, а кавказец даже погрозил кому-то костлявым кулаком. Растревожил начальник розыска всех так, что гомонили даже когда начался концерт.

27

На другой день Яров сам зашел в комнату для агентов. Поздоровался со всеми, а Косте велел идти с ним. Идя следом по коридору, глядя на узкую спину, на лопатки, выпирающие зеленое сукно френча, Костя тревожно гадал насчет причины его вызова к начальнику. Собирался ли ругать за то, что не находит пока воров, ограбивших квартиру на Федоровской, или собирался дать новое преступление?

— Вот что, Пахомов, — сев за стол, заговорил Яров и хитро подмигнул Косте. — Вчера пришла телеграмма. Центророзыск открывает в Москве курсы для обучения агентов розыска. В октябре поедешь на учебу. Всему обучат там…

Он заглянул в какой-то листок, лежавший на столе:

— И литературе, и криминалистике, и стрельбе, и даже гимнастике. Будешь ты у нас, Пахомов, самый образованный агент розыска. Ну вот. А пока решил я подымать твою культуру…

Он протянул Косте