Сергей Гомонов - Режим бога (Последний шаг)

— А вот это они совсем молодцы! У тебя тут скука смертная. Пусть приходят танцевать!

— Что за мертвые языки? Мэтр Хаммон, я лингвист, но никаких таких языков не знаю.

— Это редкие языки. Медицинские, специальные. Чтобы дилетанты в работу врача не лезли, вот! Ну все, тш-ш-ш! Хватит меня пытать! Если твой доктор захочет — он сам тебе все расскажет! А вы давайте, ведите девчонок, пусть попляшут. И сами приходите! — и Хаммон повторил то же самое на языке аборигенов.

Копьеносцы просияли, охотно кивнули и покинули домен.

Элинор принялся разделывать тушку, отделяя острым, как скальпель, ножом мясо от костей и бросая куски в большой таз. Ноиро с досадой ухватил костыль и направился к двери.

— И воды принеси! — крикнул ему вдогонку Хаммон.

Когда журналист шел мимо очередного караула, один из воинов предложил ему помочь дотащить ведерко. Парень казался еще моложе Бемго, по-кемлински говорил плохо и был не таким смуглым, как большинство сородичей. Ноиро успел заметить, что два его напарника на посту относятся к парню как-то особо: вроде и на равных, но с некоторой необъяснимой — особенно если вспомнить о юном возрасте — почтительностью. А мальчишка в самом деле оказался непростым. Если в Бемго при всей его отваге и смекалистости чувствовался примитив, то назвать этого воина дикарем даже как-то не поворачивался язык. Было в нем что-то от величественности Араго, и журналист предположил, что парень — сын вождя и какой-нибудь приезжей женщины из Франтира. Это объясняло и отношение к нему друзей, и безупречное сложение, и ту красоту, которую невольно отметил про себя Ноиро, встретившись однажды с Араго. Полукровки здесь, на счастье племени, не редкость. А судя по «вышивке», оставленной на теле воина Та-Дюлатаром, упрекнуть мальчишку в трусости было нельзя.

— Айят, — представился он, когда журналист сообщил ему свое имя.

Голос его сломался уже давно и обрел за это время свойственную взрослому мужчине бархатистость. И в манере говорить Ноиро тоже заметил что-то знакомое. «Это наверняка сын вождя, Араго! — подумал он, присматриваясь к Айяту. — Они и на лицо похожи, только у Айята кожа, глаза и волосы светлее»…

— Как там дела у Бемго?

Парень набрал воды под струей родника, вытекающей прямо из скалы, и повернул назад.

— Бемго лежит, болеет, — коротко ответил он.

В домене громко смеялись. Айят поднялся вперед и, слегка поклонившись Та-Дюлатару с его гостем, поставил наполненное ведро к печи. Те, не переставая хохотать, приветственно кивнули ему в ответ, и юноша незаметно ретировался, пропуская в дом ковыляющего Ноиро.

— Надеюсь, надеюсь! — выкрикнул Хаммон и снова заверещал от смеха.

— Что случилось? — журналист привалился к стенке.

— Кристи говорит, что на этот раз я привез ему хороших реактивов, не то что в прошлом году.

— Боюсь представить… но… что было в прошлом году?

— Бабахнуло так, что Птичники завалили его подношениями. Чтобы великое наше божество не… ой не могу!.. не гневалось! — старик вытер влагу под глазами.

Лекарь невозмутимо вставил несколько слов, на что Хаммон кивнул:

— Это точно — повезло тебе тогда, что за водой пошел. Остался бы дома, снова штопкой собственной шкуры пришлось бы заниматься. Да и то в лучшем случае…

Ноиро на всякий случай покосился в сторону лабораторного стола — не кипит ли там сейчас что-нибудь подозрительное. Пожалуй, в целях безопасности ему тоже придется во время Элиноровых опытов выходить из домена… за водой.

Не прошло и часа, как снаружи раздался нарочитый девичий смех. В дверь постучал, а потом заглянул Айят.

— Аха тайинна ац, — сказал он хозяину. — Ута?

— Ута, ута, — засмеялся, качая головой, Элинор. — Висса-атэ… (Радушно повел рукой.)

Журналист почесал щеку, прислушиваясь к непонятной речи. Похоже, говорить на местном диалекте Та-Дюлатар выучился у Айята: те же интонации, тембр, произношение… Да что там — даже голоса похожи!

Смущенно хихикая и перешептываясь, в двери протиснулись одна за другой четыре молоденькие девчонки в праздничных нарядах-лоскутках. На одну из них часто поглядывал Айят. Каждая держала какой-нибудь простенький музыкальный инструмент, умещающийся в одной руке.

— Кецарина ац-тацэр устэн! — прокомментировал лекарь, едва сдерживая смех.

Мальчишка-копьеносец тоже подавил слишком уж, на его взгляд, легкомысленную улыбку и наклонил голову. Хаммон же захлопал в ладоши:

— Ну давайте, давайте! Тацэр, тацэр ац! Ац!

Девчонки прыснули, пряча лица за плечами друг у друга. Та, на которую поглядывал молодой воин, тоже нет-нет да и смотрела в его сторону, а улыбка ее становилась смущенной.

— Сегодня у нас ужин с плясками и музыкой! — объявил Хаммон. — Слышь, парень, я тебе не завидую — жить рядом с таким занудой, как твой лекарь! Ему, кстати, первые годы тут пытались сосватать смазливых аборигеночек: с богами породниться ведь никогда не зазорно! Он сначала, представь, вообще намеков не понял, а когда я ему все разобъяснил, хохотал два дня. Вот таких же малолеток подсунуть пытались, они тут все рано женятся, у них это нормально.

— И как он отделался, чтобы никого не обидеть? — полюбопытствовал Ноиро.

— Не знаю, где он этого набрался — ну не в монастыре же своем! — но очень просто: сказал, что предпочитает очень старых или очень некрасивых женщин, а таких в славном племени нет. За это бабы его до сих пор боготворят — в том числе и старые, и некрасивые. Дамский угодник, а не монах! И зануда. Я на его месте выбрал бы кого-нибудь. Пусть постарше, но не сидеть же одному, как филину!

А Ноиро вспомнил их с Элинором общение на радуге и подумал, что не так уж он покладист и прост — тот, кого Хаммон запанибрата называет дамским угодником и странным словом «монах».

Девчонки тем временем принялись бряцать своими погремушками, весело петь и под эту «музыку» выделывать замысловатые коленца прямо посреди комнаты. Та-Дюлатар жарил мясо и между делом поглядывал на их пляску, а Хаммон рукоплескал, готовый в любой момент составить компанию юным танцовщицам.

— Что такое «монах»? — основательно поломав голову, спросил наконец Ноиро.

Старик отвлекся с неохотой:

— А? Монах? Это вроде шаманов. Только хуже. Совсем чокнутые.

— Та-Дюлатар — шаман?!

— Говорю же: «вроде»! Монах с мелочью вроде духов всяких не возится, не по чину. Он сразу к начальству за благословением.

В целом Ноиро понял смысл этого слова, но уяснить, как это он «к начальству за благословением», не смог. Значит, в том государстве, откуда родом Элинор, силен институт религии, где люди посвящают себя служению Святому Доэтерию, а то и обращаются прямиком к нему. Так было у северян ва-костов три столетия назад, еще задолго до рождения Бороза Гельтенстаха и его исторического похода на Кемлин. Но тогда Доэтерий не пожелал с ними разговаривать, затея провалилась. Хотя сама идея была интересной. В Тарумине — столице Ва-Кост — тогда выстроили храм-пятибашенник, и каждая из башен символизировала одного из ангелов и одну из стихий, которым покровительствовали эти ангелы. Однако вскоре среди чинов ордена произошел серьезный раскол, а через полтора века, перед самым приходом к власти альбиноса Гельтенстаха, он завершился локальной стычкой оппонентов, массовыми казнями и политическими репрессиями по всей стране. Бороз Гельтенстах положил этому конец. Одной из первых фраз его публичных выступлений была такая: «Пропади пропадом такое служение религии!» И страна благополучно вернулась к проверенному веками шаманизму. Течение прекратило быть.