О. Генри - Вождь краснокожих

На ранчо как раз стояло самое горячее времечко, и Сэм резко сократил частоту своих визитов в город. Мне, бесполезному и бестолковому гостю, ни черта не смыслившему в хозяйстве, вменили в обязанность снабжать ранчо всякой всячиной – открытками, мешками с мукой, дрожжами, табаком и письмами от Эллы.

И вот однажды, когда меня послали за шестью дюжинами пачек курительной бумаги и двумя шинами для фургона, я заметил на главной улице Кингфишера экипаж с желтыми колесами, а в нем этого самого Беверли Трэйверса, без зазрения совести катающего Эллу Бэйнс по городу. Я знал, что известие об этом не станет целительным бальзамом для Сэма, и по возвращении на ранчо, отчитываясь о городских новостях, не стал о нем упоминать. Но на следующий день из Кингфишера прискакал долговязый Симмонс, старый приятель Сэма, в прошлом ковбой, а ныне владелец склада упряжи и фуража.

Прежде чем открыть рот, он свернул и выкурил добрую дюжину самокруток. А когда наконец заговорил, слова Симмонса звучали буквально так:

– Держи в голове, Сэм, что в Кингфишере уже целых две недели портит пейзаж один сморчок, зовет он себя что-то вроде Выверни Трензель. Знаешь, кто это? Самый что ни на есть Бен Тэтум, сын старого Гофера Тэтума, которого твой дядя Ньют прикончил в феврале. И знаешь, что он натворил сегодня утром? Убил твоего брата Лестера – взял и просто застрелил во дворе суда.

Мне почудилось, что Сэм ничего из сказанного не расслышал. Он отломил веточку с куста, задумчиво пожевал, а потом проговорил:

– Значит, вот оно как? Убил Лестера?

– Его самого, – ответил Симмонс. – И вдобавок удрал с твоей девушкой, с этой самой Эллой Бэйнс. Я и подумал, что надо бы тебе знать об этом, вот и приехал.

– Очень признателен, Джим, – сказал Сэм, выплевывая изжеванную веточку. – Рад был с тобой повидаться.

– Тогда я, пожалуй, поеду. У меня на складе только мальчишка, дурак-дураком: сено с овсом путает… И еще: он выстрелил Лестеру в спину.

– В спину?

– Да, когда тот привязывал лошадь.

– Спасибо, Джим. Выпьешь кофе на дорогу?

– Да нет, пожалуй. Мне на склад пора.

– Так ты говоришь, что…

– Да, Сэм. Весь город видел, как они уехали вместе, а к их тележке был приторочен большой узел, вроде как с одеждой. Запряжена той самой парой чалых, которую он привел из Маскоги. Их с ходу не догнать.

– А по какой…

– Покатили они по той дороге, что ведет в Гатри, а куда свернут, сам понимаешь, черт знает.

– Ладно, Джим, весьма обязан.

Симмонс свернул очередную самокрутку и пришпорил лошадь. Отъехав ярдов на двадцать, он придержал коня и крикнул:

– Тебе помощь не понадобится?

– Спасибо, сам управлюсь.

– Ну, я так и подумал. Тогда будь здоров.

Сэм вытащил карманный нож с рукоятью из оленьего рога, открыл и неторопливо счистил с левого сапога приставшую грязь. Я уж было решил, что он собирается поклясться на лезвии в вечном отмщении или, на худой конец, произнести грозное проклятие. Ведь те вендетты, о которых мне приходилось читать или видеть на сцене, начинались именно так. Но тут все было по-иному. В театре публика наверняка освистала бы Сэма и потребовала бы душераздирающую мелодраму.

– Любопытно, – вдумчиво проговорил Сэм, – остались у нас на кухне холодные бобы?

Он кликнул Уоша, чернокожего повара, и, выяснив, что бобы в наличии, приказал разогреть их и сварить кофе покрепче. Потом мы отправились в комнату Сэма. Он вынул из книжного шкафа три или четыре кольта и принялся осматривать их, рассеянно насвистывая. Затем приказал оседлать и привязать у дома двух лучших лошадей.

Ныне мне известно, что по всем Соединенным Штатам вендетты неуклонно подчиняются строгому правилу: в присутствии заинтересованного лица о вендетте не говорят, словно избегая самого этого слова. Позднее я выяснил, что существует еще одно неписаное правило – но его придерживаются исключительно в западных штатах.

До ужина оставалось еще часа два, но уже через двадцать минут мы с Сэмом основательно вникли в разогретые бобы, горячий кофе и холодную говядину.

– Перед длинным перегоном следует закусить поплотнее, – заметил Сэм. – Ешь как следует.

У меня внезапно зародилось подозрение.

– Зачем ты велел оседлать двух лошадей? – спросил я.

– Один да один – два, – сказал Сэм. – Ты считать-то умеешь?

От такой математики у меня спина замерзла, но это послужило мне уроком. Сэму и в голову не пришло, что я способен оставить его в одиночестве на кровавой дороге мести и правосудия. Словом, я был обречен, поэтому положил себе еще порцию бобов.

Часом позже мы ровным галопом мчались на восток. Лошади Бена Тэтума, может, были и быстрее, и он существенно опередил нас, но, если бы до него донесся мерный стук копыт наших скакунов, вскормленных в самом сердце исконного края вендетт, он почувствовал бы, что возмездие неотвратимо приближается.

Я догадывался, что Бен Тэтум все поставил на скорость и внезапность, а значит, не остановится до тех пор, пока не окажется среди своих. И он, несомненно, понимал, что отныне его враг будет следовать за ним повсюду.

Мы догнали беглецов в Гатри. Измученные, голодные, как волки, в пыли с головы до ног, мы ввалились в тамошнюю гостиницу и уселись за столик. Они сидели в дальнем углу, жадно ели и временами опасливо оглядывались. На девушке было шоколадного цвета шелковое платье с кружевным воротничком и плиссированной – так, по-моему, это называется, – юбкой. Лицо ее закрывала плотная коричневая вуаль, на голове была широкополая соломенная шляпа, украшенная пером цапли. Мужчина был в простом темном костюме, волосы коротко подстрижены, и в толпе никто не обратил бы на него никакого внимания.

За одним столом сидели убийца и женщина, которую он соблазнил и похитил, за другим – мы: законный, согласно местному обычаю, мститель и хроникер, автор этих строк.

И тут в моем сердце проснулась жажда крови. На мгновение я встал на сторону Сэма.

– Чего ты ждешь? – шепнул я ему. – Стреляй же!

Сэм только уныло вздохнул.

– Ты ничего не понимаешь, – сказал он. – А он в курсе. В здешних местах порядочные люди строго держатся правила: в присутствии женщины в мужчину не стреляют. Я ни разу не слышал, чтобы за последние сто лет кто-нибудь так поступил. Его надо поймать, когда он один или, на худой конец, в мужском обществе. И он это знает. Так вот, значит, каков этот Бен Тэтум, проныра и красавчик? Ну, ладно: я его заарканю раньше, чем они соберутся отсюда уезжать, и закрою ему все счета.

После ужина парочка мгновенно исчезла. И хотя Сэм до рассвета прошатался по лестницам и коридорам, каким-то загадочным образом беглецам удалось ускользнуть, и на следующее утро в гостинице не оказалось ни дамы под вуалью, ни худощавого невысокого молодого человека, ни их экипажа, запряженного отличными лошадьми.