Потолок одного героя - Иван Поляков

и о ее приданном. О нашем стремительно развивающемся романе.

Январь был просто… дураком! При первой же нашей встрече он втянул меня в разборки с троллом, но… Он не заслуживал такой смерти. Он НЕ заслуживал смерти.

«Всего лишь дурак».

Ни по левую, ни по правую руку не было видно и намёка на другой костёр. Лишь один-единственный отсвет гулял по воде.

— А может, я и не заметил ничего!.. — негромко, но твёрдо. — Просто не заметил!.. — Я моргнул. — Не может же человек, в самом деле, знать всё, что происходит рядом с ним… — Я моргнул. — Разве кто на это способен⁈

«Шалудин, — сам ответил я себе… — Зараза!»

Я привязал мою Хорошую. Сгрузил поклажу и с самого дна достал желтоватый бронзовый квадрат. Малый диск свободно завращался поверх размеченной подставки… Пришлось положить прибор на траву.

С трудом, но я припомнил: «Троллы… относятся к духам земли». Чуть повернув, я выяснил, что они… пьют землю… Дышат водой, а ходят по огню. Воздух для них смертелен.

«…»

Я сам не заметил, когда взгляд остановился на застарелой тине. Во рву запевали лягушки.

— Должно быть, глубокий. Н-да.

Плавать я почти не умел… Разве что держаться на воде, перебирая по-собачьи руками и ногами.

С минуту я просто стоял. Смотрел на воду и неспешно гаснущую луну. Коротких, широких крыльев в небе, по счастью, видно не было.

— Ястреб!

Вздохнув, я пошарил по доскам. Коровья лепёшка с хрустящей коркой — единственная гарантия моя нашлась почти что сразу. Ещё тёплую, я размазал жижу по обратным сторонам кистей и шее. Обтёр ладонь об голенища сапогов. И их тоже отдельно намазал.

Проверив кинжал, я закопался в перемётных сумах. Все там испачкал. Споткнулся. Нога таки подвела, и я упал, выставив руки. Ладонь ещё немного испачкалась. И грудь. Обернувшись, я пинанул конец валяющейся цепи. Донёсся гулкий перебор. И звук, словно нечто тяжёлое ударилось об воду.

Распрямившись, я по привычке оправился. Медленно выдохнул. Взглянув ещё раз на ворота, на лошадь, неспешно пошёл к колючей сливе.

Почти что сразу на глаза мне попался подходящий камень: очень широкий и довольно плоский. Ухватившись за корявый край, я, закусив губу, с огромным, титаническим трудом приподнял его. Поставил на попа. Подтолкнул кошель носком и опустил.

Воздух дрожал. Из-за «горящих» рассветным золотом кустов неслось знакомое гуденье.

— Ястреб тебя забери! — одними лишь губами.

Лучше ничего не выдумав, я решил забросить поклажу повыше. Но одёрнул себя: это было бы слишком заметно… Пришлось оставить вещи под густым колючим кустом.

Я опустился на четвереньки, попытался чуть проползти, — задубев после воды, голенища различимо захрустели. Левое сломалось. Линия изнутри болезненно прошлась по коже. «Ястреб!» Подстилка, хвоя прошлых лет легко проколола простую ткань на коленях и локтях. Я двинулся ползком. Скромная рубашка сразу задралась. И портки зацепились за корень.

Чудо чудесное!

Я задержал дыханье. Тролл был занят: его величественный зад ходил по коре, а плечи рисовали восьмёрку в воздухе.

«Ястреб! — лицо мое упёрлось в землю, а ладони сами собою чуть приподнялись. — Чтоб ястреб тебя унёс! Изувер трехростный».

Недурственно вышло.

Наклоняясь и роняя хвою, сосна, что служила опорой для спины чудовища, равномерно скрипела. Пели лягушки, и вместе этот гвалт, пусть и весьма неприятный, пусть и отдающийся в резцах, он хоть как-то прикрывал меня.

Я неспешно, стараясь не привлекать излишнего внимания, поднял голову: терновник в колючках у самого носа. Стволы старых берёз за ними. Несколько сосен. Берег. Теперь мне было видно, пологий скат был достаточно высок и хорошо подмыт: лишь рогоз едва-едва торчал из-за края.

«Ушастый негодяй!»

Я очень неспешно, словно соревнуясь сам с собою в тихоходстве, стал продвигаться вперёд, стараясь не дышать. Поглядывая то вперёд, а то на когти духа. Стараясь не сомневаться. Продвигаясь очень медленно, я всем телом прильнул к земле. Вообразил себя диким зверем. По широкому кругу, намеренно обходя всё, что может переломиться, хрустнуть, поднимая руки выше головы, я продвинулся чуть вперёд и направо.

Подобрался таким образом к ели с единственным выжившим с «тыльной» её стороны. Ветвью, весьма, я замечу, колючей, загородился от духа, чья пасть раскрылась, сделав голову похожей на зубастый бочонок.

— Мерзавец, — не разжимая челюсти.

Спасаемый остался неподвижен.

Я подождал с мгновенье. Подождал ещё одно, но чудо-пречудесное так и не произошло. Я проглотил тугой комок и, протянув ещё немного, — одним движением глянул вверх. Всмотрелся в верёвку и узел, что украшал донельзя тонкие запястья.

Всё это выглядело — очень надёжно. Неожиданно. Рондель скользнул в ладонь. Лезвие его совсем затупилось, но… лучшего у меня все одно ничего не завалялось.

«Нужно пилить», — мысль в полупанике.

Рука двигалась очень медленно, словно ждала одобренья от кого-то. Ну не от тролла, это точно. Спустя пару мгновений я выдохнул. Взял себя в руки, прислушался. Гвалт имел определенный ритм — к нему и нужно было пристроиться. Я попробовал. Получилось! Подстроившись под движение коленей тролла, я стал наблюдать, как кудрявится пенька.

Спасаемый что-то заметил. Он дёрнулся и попытался подвигать побелевшими пальцами.

— Тихо! — сквозь плотно сжатые зубы. — Тут совсем немн-ого осталось.

Слава богам: кромка брала неплохо. Цепляясь чрезвычайно, она всё же резала, так что веер из волокон очень скоро начал растягиваться, освобождая грязные пясти. Хонест извернулся. Резким движением — он неожиданно вцепился в мой чуть кружевной манжет.

Крепко сжал его.

— Sat-v… т-фу! — донеслось из-за колючей хвои. — Es to paņēmu!

Я застыл. Дёрнулся. Январь повалился набок. Ещё одна верёвка врезалась ему поперёк пупка.

— Greifers!

Я дёрнулся ещё раз.

Не сразу, но всё-таки сообразил: спасаемый схватил меня. Он меня схватил!

Шелестенье сосны… Его больше не было. Расслабив плечи. Свесив тяжёлые руки вдоль грубого тела, дух смотрел на меня. Ноздри его раздувались.

Забавная деталь: «тела», что недвижимо в общей куче лежали на поляне, у огонька, внезапно задвигались. Один за другим мужчины начали вставать.

«Точно меня и ждали».

Лай позади!

Я вздрогнул. Обернулся, заметил ряд людей в спасительно, по-военному строгой форме. Увидел собак, что рвались в пене.

Взгляд на манжет. На духа. На мечи, которые уже подбирали весьма помятые и весьма подозрительно выглядящие, чего уж скрывать, люди, которые лежали у костра.

— Да подавись!

Дёрнув ткань, я избавился от отстёгиваемого рукава. Вскочил. Нога, не поняв, пошла не туда… и я навернулся. Упал. Подивился звуку. Удару. Заметил оперение, стрелу